Иногда мама интересовалась, когда они пригласят ее на обед, и Эйдан обычно отвечал, что скоро…
Он говорил ей это больше полугода. И тут совершенно не было вины Нел. Не было ее вины, даже если бы она постоянно приглашала свою маму, а его маму — нет. Конечно же его мама не скучала и всегда ходила на праздники в знакомые семьи. Но это было не то же самое. А как же давно они ничего не отмечали, не считая, естественно, того, что иногда поднимали тост за то, чтобы Эйдан стал директором.
— Ты хорошо провел выходные? — спросил Тони О’Брайен в учительской.
Эйдан удивленно взглянул на него. Давно ему не задавали подобного вопроса.
— Ты знаешь, вполне, — ответил Эйдан.
— Ну хорошо, удачи тебе. Вчера ночью я был на вечеринке и сейчас чувствую себя ужасно. Спал всего три часа, — простонал он.
— Ну, я думаю, запаса жизненных сил тебе хватит, чтобы дождаться окончания рабочего дня. — Эйдан надеялся, что его слова прозвучали не очень язвительно и критично.
— Уж не знаю. Вот видишь, что бывает, когда нет жены и семьи, которые могли бы утешить в трудную минуту. — Тони доброжелательно улыбнулся.
«Если бы вы не знали его и его образ жизни, то решили бы, что перед вами мудрейший человек», — подумал Эйдан.
Они шли вместе по коридорам колледжа Маунтинвью, того самого, который бы его мама назвала в честь святого Кевина или, что наиболее вероятно, святого Антония. Этого святого она, чем старше становилась, тем больше почитала. Именно с его помощью она находила свои очки по двенадцать раз в день. А еще жила надеждой, что с его помощью Эйдан станет… директором.
Мимо них пробежали дети, хором прокричав «доброе утро». Эйдан Дьюн прекрасно знал их всех и их родителей. И хорошо помнил их старших братьев и сестер, учившихся в той же школе. Тони же едва помнил… Это было так несправедливо.
— Вчера ночью я познакомился кое с кем, кого ты знаешь, — неожиданно сказал Тони.
— На вечеринке? Сомневаюсь, — улыбнулся Эйдан.
— Я тебе говорю! Когда я разговаривал с ней, то обмолвился, что преподаю здесь, и она спросила, знаю ли я тебя.
— И кто же она? — поинтересовался Эйдан против своей воли.
— Я так и не спросил ее имени. Милая девушка.
— Возможно, бывшая ученица?
— Нет, тогда она знала бы и меня.
— Как все таинственно, — сказал Эйдан вслед заходившему в класс Тони.
В классе повисла тишина. За что дети так уважали его, боялись слово произнести в его присутствии? Ради бога, Тони О’Брайен даже понятия не имел, как их зовут. Он сухо отрабатывал свои часы, и ему и в голову не приходило засидеться допоздна, проверяя домашние задания. В целом он не слишком-то переживал о школьниках. А они искали его одобрения. Эйдан не понимал этого.
Наверняка вы слышали, что женщины любят мужчин, которые обращаются с ними грубо. Он ощутил небольшое облегчение оттого, что Нел никогда не пересекалась с Тони. А потом что-то кольнуло у него внутри, какое-то знакомое ощущение, похожее на то, когда Нел давным-давно оставила его.
Эйдан Дьюн вошел в свой класс и стоял у двери минуты три, пока ученики наконец заметили его и перестали галдеть.
Он подумал, что мистер Уолш, директор, много лет работавший в колледже, мог пройти по коридору. Он вообразил себе это. Вам всегда кажется, что директор проходит мимо вашей двери как раз в тот момент, когда в классе стоит шум и гам. Хотя Эйдану нечего было волноваться. Он был одним из самых уважаемых преподавателей в школе, на хорошем счету, и каждый знал об этом.
В полдень мистер Уолш вызвал Эйдана Дьюна в свой кабинет. Обычно разговор с ним длился не более пяти минут, но сегодня все вышло иначе.
— Мы с вами одинаково смотрим на многие вещи, Эйдан, — начал директор.
— Я надеюсь, мистер Уолш.
— Да, мы смотрим на мир приблизительно одинаково. Но этого недостаточно.
— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите? — Эйдан сразу решил спросить прямо. Будет ли это философская беседа? Или предупредительная? Или ему объявят выговор?
— Это система, понимаете? Директор не имеет права голоса. Сидит здесь как индюк, и что в итоге?
— Права голоса? — Эйдану показалось, что он понимает, к чему клонит Уолш, но решил притвориться, что находится в полном неведении.
Его решение было неверным и только расстроило директора.
— Ну же, вы знаете, о чем я говорю. О работе, друг мой, о работе.