Какая логика может быть при двусмысленности? Поправка к Закону о гражданстве рейха свидетельствует о крайней противоречивости определения еврейства с точки зрения расы и крови. Как мог один человек с двумя еврейскими предками считаться евреем, а другой с такими же предками — нет? Все-таки их происхождение должно было означать, что объем «еврейской крови» в жилах того и другого совершенно одинаков.
Гитлер тем не менее посчитал принятие Нюрнбергских законов успехом и призвал нацию «не отклоняться от пути»18. Похоже, фюрер рассматривал эти антисемитские меры не только как идеологическое утверждение ценностей рейха, но и как способ напомнить о субординации особо рьяным членам партии на местах, которые намеревались действовать самостоятельно. На следующий день после принятия всех трех законов Völkischer Beobachter напомнила о необходимости удерживаться от стихийных действий против евреев19.
Эмиль Кляйн, вступивший в нацистскую партию в начале 1920-х годов, не видел в этих дискриминационных мерах ничего необычного. «Политика расовой сегрегации существовала не только в Германии, — говорит он. — Все слышали о дискриминации и угнетении, происходивших в Америке. В Германии не было ничего особенного. Это лишь часть того, что тогда происходило, — и там, и тут, и по всему миру»20. Кляйн прав (и это необходимо помнить) — расовая дискриминация в то время не ограничивалась одной Германией, но его комментарии все-таки лукавы. В Германии было нечто «особенное», поскольку ярость, с которой нацисты развивали свою расовую теорию, поразительна.
Парадоксально, но многие немецкие евреи рассматривали Нюрнбергские законы почти в позитивном свете. Да, они явно дискриминационные, но новые законодательные акты, по их мнению, якобы очерчивали границы преследований. Такие были правила21, и немецким евреям следовало жить по этим правилам. Казалось, что антисемитские Нюрнбергские законы обеспечивали защиту от стихийного насилия со стороны местных бандитов.
Обычные немцы не уделяли мерам, принимаемым против евреев, слишком пристального внимания. Гораздо больше их занимало, например, то, что после прихода Гитлера к власти стала массово сокращаться безработица: с 6 000 000 человек в 1933 году до 1 000 000 в 1936-м. Даже при том, что национал-социалисты манипулировали данными, в частности, в сводки больше не включали женщин, это был несомненный успех. «В 1934 году мы увидели: что-то может измениться, — говорит Эрна Кранц, в то время молодая жительница Баварии. — Для всех забрезжила надежда. Не только для безработных, но вообще для всех, потому что мы понимали, что были повергнуты в прах. В 1933-м в Германии был коллапс… Нельзя же скрывать факты, верно? А тогда многое изменялось к лучшему. Зарплата рабочих и служащих повышалась. Жизнь понемногу улучшалось. Я не все отчетливо помню, но могу судить об этом времени по ситуации в нашей семье. Все видели, как с улиц исчезали безработные. Это уже был большой плюс. Разумеется, люди замечали — за этим что-то стоит. Но молодежь прежде всего привлекали к спорту, к общественной деятельности, что само по себе было очень важно. Началось строительство автомобильных дорог. Все это способствовало созданию рабочих мест. Да, это было определенно многообещающее время, иначе почему в результате народные массы пошли за Гитлером? Почему?»22
Экономический успех обусловили преимущественно крупномасштабные займы, которые были нужны Германии в первую очередь для модернизации армии. С 1933 по 1935 год расходы на военные нужды увеличились с 1 процента национального дохода почти до 10 процентов — рост более быстрый, чем в любой капиталистической стране в мирное время23.
Внимание Адольфа Гитлера в этот период было сосредоточено не на еврейском вопросе, а на строительстве новой немецкой армии. 16 марта 1935 года был принят Закон о создании вооруженных сил (Gesetz über den Aufbau der Wehrmacht), и почти все в стране теперь работало на эту цель.
Что касается внешней политики, Гитлер предпочитал взаимодействовать с иностранными государствами на уровне их лидеров, а не при посредничестве Лиги Наций. Ради этого — и для осуществления политики перевооружения — он и вывел Германию из данной организации в 1933 году, вскоре после прихода к власти. Спустя два года, в июне 1935-го, посол Германии в Великобритании Иоахим фон Риббентроп подписал в Лондоне англо-германское морское соглашение, которое определило разрешенную мощь немецкого военно-морского флота в процентном отношении к флоту Британии. Соглашение стало нарушением Версальского договора, но не имело никаких негативных последствий для Германии. Позднее Гитлер говорил, что день подписания англо-германского морского соглашения стал одним из счастливейших в его жизни24.