Однако они меня пока не избавили от неприятностей, да и я не сумею ими воспользоваться, черт бы их драл. Не до портретов тут, когда развиваются такие события.
Второго ноября немцы вступили в Симферополь. Немецкие приказы сразу отделили евреев от другого населения: евреи не должны занимать ответственных должностей, евреи подлежат посылке на физические работы, они обязаны носить на груди большую звезду, они должны выделить из своей среды совет старейшин, с каковыми будет сноситься германское командование.
С приходом немцев евреи старались заслужить себе их расположение, как впрочем, делали и русские: говорили с ними по-немецки, предлагали им свои квартиры. Но, надо сказать, что немцы вообще не общаются с евреями, стараются даже не разговаривать с ними.
По поведению немцев можно заключить, что они не только считают евреев низшей расой, но даже приравнивают их к каким-то гадким животным. Вот что мне известно: часты мордобития евреев немцами: избит какой-то 82-летний еврей-бухгалтер за то, что в своем дворе вышел вечером без положенной звезды отпирать калитку стучавшим немцам. Розенберга немецкий офицер трепал за воротник за то, что у него тепло было в комнате, тогда как у соседки русской (или, кажется, гречанки) нечем было затопить плиту. Он кричал: «Вы, юды, все имеете, а русские не имеют даже дров. Вы просто грабили русских». Из этих слов можно заключить, что мы, русские, обрели себе защитников в лице немцев. ...
Со мною произошло вот что. Надо сказать, что я ношу длинные волосы и бороду, так как у меня нет свободного рубля для парикмахера. Семья моя уверяет, что со своими длинными волосами я похож на раввина. Седой, изможденный болезнями, бледный, шел я по узкому тротуару, навстречу мне шли два здоровенных немца-гестаповца с цепями на груди. Я, старик, сошел с тротуара, но этого им показалось мало: один из них с размаху ударил меня в грудь, так что я еле удержался на ногах.
Я в негодовании начал его упрекать по-русски: «Как не стыдно? Вы, германцы, унижаете сами себя такими действиями». Немцы что-то кричали мне по-немецки и делали угрожающие жесты в мою сторону. Я не уходил, со злобой смотрел на них и продолжал пререкаться. Эти скоты ушли. Обернувшись, я увидел двух офицеров, пересекавших улицу.
Долго я доискивался причины, почему они так обошлись со мной, и только случайное замечание в семье объяснило мне, что гестаповцы приняли меня за еврея. Теперь я понял, что не проходи случайно через улицу два офицера, которых побоялись гестаповцы, они избили бы меня до смерти.
Кроме избиений, немцы применяют реквизиции у частных лиц. Произведен учет всех евреев города Симферополя. Оказалось евреев от четырнадцати лет — двенадцать тысяч человек. Вывешенным приказом евреям велено доставить для немцев шесть тысяч одеял. Затем это количество по следующему приказу возросло до двенадцати тысяч.
То и дело появляются приказы о доставке скатертей, полотенец, простынь, ковров, тарелок, и т.п. тысячами штук. Евреи беспрекословно и немедленно исполняют эти приказы. Кроме реквизиций по приказу происходят и реквизиции по личному почину. Немцы ходят по дворам и спрашивают: «Где здесь живут юды?». Русские жильцы обыкновенно уверяют, что «здесь евреев нет». В нашем дворе, по моему убеждению и по моему почину, взрослые жильцы внушают детям скрывать от немцев, что у нас проживают еврейские семьи. Но все-таки кто-то из соседних дворов указывает эти семьи, и немцы до сего времени навестили несчастных много раз и отбирали у них разные вещи. Часто заглядывают немцы и к Розенбергам. По моему совету Розенберги предлагали немецким офицерам одну из двух своих комнат, но никто из немцев не пожелал селиться у «юдов». При мне произошел первый случай грабежа.
Немецкий офицер вошел в квартиру с двумя солдатами, и, не поздоровавшись, не сказавши ни одного слова, как будто вошел в коровник, бросился к разложенному на столе столовому прибору, велел солдатам сорвать с кровати белое покрывало и две простыни и увязывать в них посуду.
Я был удивлен, поражен и возмущен и громко требовал, чтобы хозяин квартиры спросил — по какому праву производится этот грабеж (я так и выразился — «грабеж»), но Розенберги были пришиблены происходящим и, бледные, молча смотрели на грабеж, перебегая с места на место.
Возмущение мое достигло предела, когда офицер начал шарить в шкафах, я стал прямо перед его лицом и спросил, задыхаясь: «Имеете вы приказ?» Это была одна из немногих немецких фраз, заученных мною на днях. Офицер вынужден был заговорить, но ответил вопросом: «Вы юда?» Я сказал по-немецки, что я русский. «Имеете вы приказ? Покажите мне приказ». Ответа я не дождался, однако грабеж прекратился. Немцы ограничились захваченной посудой и ушли. Розенберги горячо благодарили меня: «Если бы Александр Гаврилович не вмешались, то немец забрал бы из шкафов нашу одежду».