На улицах я сплошь и рядом встречаю русских, путешествующих рядом и совместно с евреями, носящими звезду, сам ежедневно делаю то же самое. Русские дети продолжают играть с еврейскими детьми, и не было случая, чтобы взрослые это запрещали. Дети нашего двора при появлении немцев уже заранее кричат: «У нас во дворе нет «юдов». ...
Итак, я не верю, что немцы будут расстреливать евреев. Однако, ввиду упрямых слухов об этом, я думаю, что немцы сами распространяют эти слухи, чтобы услышать от русских, как они относятся к еврейскому вопросу, а на самом деле немцы готовят по отношению к евреям какие-то репрессии, вернее всего, поголовную высылку из города куда-нибудь на Украину, в концлагерь. Того же мнения держатся и Розенберги, и другие евреи.
Розенбергам я обещал, что буду заботиться о них: узнать, куда их вышлют, пересылать им вещи и вообще делать все возможное для облегчения их участи.
Вчера, 6.XII, вывешен приказ, чтобы все евреи-крымчаки явились в указанные пункты с пропитанием на четыре дня. Среди евреев начался переполох, паника, все предполагают высылку на Украину. Евреи стали раздавать русским свои вещи на хранение. Розенберги давно предвидели этот случай и давно умоляли меня прятать к себе их вещи. Я всей душой рад был бы сделать это, но вынужден был отказывать вследствие категорического запрещения моей семьи: квартира у нас маленькая, живем мы бедно, и появление у нас более богатых вещей возбудит нежелательные толки многочисленных жильцов нашего двора. И так уже розенберговская, хотя и старая и побитая молью, шуба обратила на себя внимание. Хорошо еще, что я начал носить ее с начала октября, за месяц до прихода немцев, это не возбудило тогда подозрений. Вследствие моего отказа Розенберги начали раздавать вещи соседям — кому попало.
По моему совету они стали отбирать наиболее ценные и емкие вещи на случай принудительной эвакуации. Анна Соломоновна показала себя совершенно непрактичной: она берет с собой и лишние одеяла, и лишнее постельное белье, и даже посуду.
Я принужден собственноручно выбрасывать из готовящейся поклажи многие вещи, но зато посоветовал взять с собой побольше ниток, которые пригодятся для мены.
Крымчаки потянулись пешком и на подводах в указанные пункты. Одновременно с ними поехали согласно приказу и цыгане. Почему цыган собираются высылать, я не понимаю. Ведь они, согласно расовому распределению немцами людей, не относятся к семитическим племенам.
Цыгане прибыли толпами на подводах к зданию Талмуд-Торы, недалеко от моей квартиры. Они зачем-то высоко выставили какой-то зеленый флаг (символ магометанства) и во главе своей процессии посадили муллу. Цыгане стараются уверить немцев, что они не цыгане, некоторые выдают себя за татар, другие — за туркмен. Но протестам их не вняли и посадили их в большое здание.
Ползут зловещие слухи, что всех явившихся по приказу расстреляют. И все-таки русские люди не избегают евреев и теперь. Уже две недели я провожу у Розенбергов весь день, уходя домой только обедать и на ночь. Моя тревога растет. Слухам о предстоящем расстреле я не верю, но невольно берет оторопь от проявляемой немцами жестокости, и невольно я задаю себе вопрос: а вдруг немцы, считая себя высшей расой, а других людей — даже не людьми, а полуживотными, доведут до логического конца свое мировоззрение и начнут истреблять и евреев, а вместе с ними и нас, русских, как вредных животных?
Что они не считают русских полноценными людьми — это они доказали и различными приказами (за одного убитого немца — расстрелять без суда и следствия пятьдесят русских), и личным бесцеремонным, нахальным и грубым отношением с нами.
Каждый день я слышу, что в учреждениях, на предприятиях, на разных работах немцы по малейшему поводу и даже без повода, по настроению, занимаются мордобоями, бьют и плетками. Бьют и офицеры, и солдаты, и начальники работ и предприятий. Они — люди, мы — животные, вывод такой: нас можно бить, и ... нас можно как животных и убивать. Но я гоню от себя такие мысли.
Предстоящая евреям высылка, при жестоком обращении немцев, грозит многим из них гибелью. Я думаю об Иосифе Альберте: что, если погибнет этот 12-ти летний мальчик, обещающий в будущем проявиться гением? С какой радостью я употребил бы все старания, чтобы спасти его. Но куда я его дену, я и сам занимаю только угол в чужой квартире.
8.XII.41 г.
Вчера, когда я писал свои записки, а семья укладывалась спать, раздались оглушительные удары прикладами в нашу дверь. Спрятав трясущимися руками свою тетрадь в наволочку подушки, я бросился к двери и крикнул: «Кто там?» Грубый голос ответил.