— Там мои дети, я полезу за ними.
— Дети ваши умерли.
Женщина мне сказала, что она стояла около меня перед расстрелом, тут я вспомнил, что так и было. Мы поднялась и пошли. Она говорит:
— Куда идти?
Я сказал, что она женщина и лучше будет пойти ей в лес. А я пошел по направлению Дуб Джанкоя, что около Джанкоя. Она мне ничего не сказала, только повернулась и пошла.
Я дошел до Дуб Джанкоя, было морозно, маленький снежок. Подошел к хатке, постучался, женщина отозвалась. Я попросил открыть, открыла дверь. Я вошел в комнату, там был полумрак, около икон горела лампада. В темноте не видно было, а когда я прошел вперед, после того как она мне сказала: «Проходьте, дяденька, и сидайте на лавку», около лампадки она увидела, что я весь в крови, и сказала:
— Дяденька, да вы весь в крови, наверное, вы партизан?
Я решил, что другого выхода нет и сказал, что я партизан. Что у нас был бой и меня ранили. Я схватился за голову и чувствую, что ранена голова. Она говорит:
— У меня чоловик[99] тоже в партизанах. Наверное, сейчас за вами придут.
Я говорю: «Не беспокойся, дочка, мы их поколошматили хорошо, и до утра никто не придет». Она была напугана, но все-таки сказала мне:
— Скидайте все, дяденька, да лезьте на печку.
Я все с себя снял, она мне дала белье, тут я переоделся. Она стала стирать мое белье. Я сказал: «Все равно ты не отстираешь, я тебе оставлю мое хорошее пальто, а ты мне найди ватник и брюки, и я пойду».
Наутро она мне все это дала, и я ушел через Сиваш. Шли не через посты, а прямо по воде, нас шло три человека, которые пристали по дороге. Промерзли мы до костей, прямо были без чувств. Сиваш не замерзает, но вода в нем леденящая, и мы особенно мерзли, когда вышли из воды. Я своим попутчикам сказал:
— Вы как хотите, а я пойду помирать в свое село, где я родился, там подохну.
Дождался ночи и пошел в село Николаевку Новотроицкого района. Пришел ночью к своему хорошему приятелю, приняли меня хорошо, но посоветовали не показываться, так как меня односельчане могут выдать. Меня накормили, обогрели. Но после перехода через Сиваш я простудился и заболел горячкой, пролежал шесть дней с высокой температурой и в бреду. Тут собралось еще пять человек надежных людей. Я сказал своему приятелю, что как поправлюсь, то пойду в Новотроицкое в комендатуру, будь что будет, но они мне посоветовали туда не ходить, а походить по селам, может быть, найду место.
Когда я поправился и пришел в себя, они мне дали на дорогу кое-что, и я пошел на Мелитополь.
Так я полтора месяца ходил по Украине, нигде меня не прописывали, ночевал в селах, решил вернуться в свое село, надоело мытарствовать и скитаться.
Не доходя до своего села километров двенадцать, зашел в село Воскресенка, где меня никто не знал, несмотря на то, что было близко от моего села, там переночевал, решил идти в общину поступить на работу. В общине им нужен был конюх, глава общины расспросил меня, откуда я, я ответил: «С Киевщины».
Я ему понравился, тем более что я сказал, что умею ухаживать за лошадьми и все делать. Он пошел со мной в сельуправление и там просил старосту принять меня на работу, там меня и приняли на жительство. Я стал работать в этой общине.
При советской власти этот колхоз называния имени Горького, а при немцах община №3. В этой общине я проработал три месяца конюхом, потом увидел, что работать конюхом опасно, рядом было село, где меня знали, мне нужно было ездить, это был наш район Новотроицкий, начальник полиции и староста района были из нашего села, мои товарищи, с которыми я вместе ходил в школу, показаться им — значило погибнуть.
Я стал проситься, чтобы меня назначили сторожем сада и огорода. Меня перевели, где я и работал два года.
За это время я видел, что ловили евреев, очень издевались над ними. В нашем селе Воскресенка ловили таких же проходящих евреев, как и я. Заметят по разговору и обличью и предают жители села, а сами ничего не делают. Евреев немцы забирали и после осмотра уничтожали. При мне было два случая, когда очень издевались над евреями, заставляли есть землю и пр., издевательства были ужасные. В общине висел плакат с нарисованным евреем, с рогами наподобие черта, а впереди его решетка и весь плакат исписан надписями, содержание которых сводилось к тому, что над народом издеваются евреи, они виноваты во всем.
Был в общине один человек по фамилии Путиленко, когда вешали эту картину, он стоял рядом со мной. Прочитав эти надписи, он поверил, весь затрясся и как закричит: «Вот жидовская морда, я бы его...!» А я стоял рядом с ним и думал: рядом с тобой стоит тоже еврей. ...