– Молодец, Михалка. Порядки знаешь.
– А как же, Дорофей Миныч. Я сколько разов с Семейкой в Нижний приезжал. Знаю, как дела делать. Семейка до тебя всегда с почетом. Да и князь тебя, Дорофей Миныч, поминал. Сказывал, чтоб прямо к тебе, больше ни к кому.
– Ишь ты. Памятует, стало быть, князь Иван Михайлыч, – сказал Дорофей. – И то сказать, не первый год с ним торг ведем. И все у нас было по-хорошему.
– Вот-вот, Дорофей Миныч. Так и напредки дела делать будем. Ну вот и пришли. Входи, Дорофей Миныч.
Дорофей привычной рукой отпер дверь кружала и вошел в низкую, хотя довольно просторную горницу. Теперь, утром, за столами сидело не больше двух-трех человек.
Маленькие подслеповатые окошки скупо пропускали свет, и Михайле после улицы показалось там совсем темно. Вчерашний перегар еще не успел за ночь рассеяться, и у Михайлы с непривычки сразу запершило в горле.
Дорофей сел на свое привычное место за столом у окна, а Михайла подошел к стойке и велел подать им жбан вина, соленых огурцов, по плошке щей с говядиной и гуся с кашей.
Им принесли вино, хлеб и чарки. Михайла налил Дорофею и себе.
– Ну, будь здоров, Дорофей Миныч, – сказал он, поднимая чарку ко рту.
Дорофей выпил чарку, закусил корочкой хлеба с солью, и лицо его сразу повеселело.
Михайла сейчас же налил еще и пододвинул к Дорофею плошку с горячими щами.
– Горячих-то щец с утра – первое дело, – сказал он, принимаясь и сам за еду.
Дорофей проглотил вторую чарку и тоже начал есть.
Несколько минут оба усердно хлебали щи. Только когда плошки опустели, Михайла отодвинул свою и спросил:
– Выпьешь еще, Дорофей Миныч?
– Что ж, это можно, Михалка, – проговорил Дорофей, опрокидывая в горло четвертую чарку. – Уж и не знаю, как быть-то? – продолжал он. – Брат Козьма, слыхал, что вчерашний день говорил? – шалят нонче и по дорогам и по рекам тож. Сам знаешь, с Москвой мы торг вели. А ну как пограбят караван? Убыток я большой возьму.
– Смекаю я это, Дорофей Миныч. Зачем мне тебя под убыток подводить? Мы с тобой и вперед дела вести станем. А только вот у меня думка какая. Я еще вечор про то смекал, как Козьма Миныч тебя в верхний город звал. Ехали мы сюда с обозом, Дорофей Миныч, и всё нас бояре обгоняли, ну и мужики тоже. Едут всё в Нижний, за стенами отсиживаться. Бояре-то всем домом, с женами, с детишками, с челядью. И мужиков сила. Почитай со всего уезду. Мордва, вишь, шалит. Которые села пожгли уж. Едут, глядел я, со скарбом, с поклажей. Надо быть, на всю зиму. Ну, а хлеб чтоб везли, не видать. Да и время раннее. Мало кто обмолотился. То уж мы поспешили, как князю казна надобна. Ну вот, смекаешь, Дорофей Миныч? В Нижнем, чай, хлеба-то не наготовлено, а есть-то, чай, все захотят. Кругом мордва, – не выедешь. Где его взять, хлеб-то, в городу?
Михайла придвинулся ближе к Дорофею и слегка понизил голос.
– Любую цену давать станут, только продай. Да где его взять? Ни у кого не заготовлено. Ан у тебя-то, Дорофей Миныч, – вон он, хлебец-то. Пожалуйте! Только цену хорошую давайте. Чуешь, Дорофей Миныч? Вот где наживешься-то. А?
Михайле ночью пришла эта мысль, и он с тревогой смотрел, как отнесется к ней такой опытный торговец, как Дорофей Миныч.
Дорофей внимательно слушал Михалку. Когда тот кончил, он хлопнул по столу кулаком и радостно захохотал.
– Ну и дошлый же ты, Михалка! – крикнул он с восторгом. – Экое удумал! Вот плут парень! Люблю. Так оно и быть должно. На Москве, как голод был, сколько хлебники нажили. И как мне это самому в голову не пришло? Вот спасибо, Михалка! Только ты, смотри, никому про то не сказывай, не то и другие запасать станут. Собьют цену-то.
– Зачем говорить, Дорофей Миныч? Как мы с тобой торг покончим, я в тот же час в обратный путь. Князь наказывал скорей казну привозить. Выпьем еще по одной, Дорофей Миныч, за доброе скончанье дела.
Дорофей с готовностью проглотил еще чарку. В голове у него уже шумело, но он еще соображал.
– Ну, Михалка, по чем же продаешь рожь? Ты по-божьи говори. Мы старые знакомцы. Не обижай.
– Как это можно, Дорофей Миныч. Ты же по хлебному делу первый торговец в Новегороде. Цены сам знаешь. А мое дело маленькое. Первый раз с обозом меня князь послал. Ты меня, Дорофей Миныч, не обидь. Чтобы на меня князь не гневался.
– Зачем обижать? Я тебе правильную цену дам. Знаю, что теперь рожь в цене. Не то, что годов пять назад, до большого голода. Тогда, веришь ли, по 20 денег четверть покупали, по 30, по 35 на Москве продавали. А в голодные годы и по 240 денег давали, только бы кто продал, да хлеба-то не было.