И он, со своей нелюбовью к неувязкам, представлял для кого-то серьезную угрозу. Он начал связывать концы, и его остановили.
— Мне придется, — сказал Кривич, — задать вопрос, который причинит вам боль, мистер Стилвелл. Предположим, ваша жена увидела, как одна из собак запуталась ошейником в ветках живой изгороди. Она поспешила вниз, чтобы освободить животное, и столкнулась лицом к лицу с убийцей, с человеком, в руках которого оказался нож. Чтобы не дать вашей жене поднять тревогу, он ударил её этим ножом раз или два.
— О Боже, — прошептал Марк Стилвелл.
— Но потом! Потом он зачем-то срывает халат, срывает бюстгальтер и принимается методично кромсать мертвое тело!
— Вам что, нравится смаковать такие подробности? — почти с ненавистью спросил Грант.
— Нет, не нравится, — ответил Кривич, — но именно они подводят нас к одному из двух возможных выводов: либо здесь орудовал сумасшедший, маньяк, либо…
— Конечно, это был маньяк, — безапелляционно сказал Грант, — какой-нибудь накачавшийся наркотиками дегенерат, чудовище в образе человеческом.
— …либо это сделал человек, ненавидевший миссис Стилвелл настолько сильно, что простого убийства ему показалось недостаточно. Вам ничего не приходит в голову, мистер Стилвелл?
— Нет, что вы! — ответил Марк, продолжавший опираться на крыло машины.
— Может быть, мужчина, которого она отвергла? Или, наоборот, женщина, у которой она отбила мужчину, — продолжал спокойно и методично спрашивать Кривич.
— Да вы просто скотина! — прошипел Грант и сделал шаг в сторону лейтенанта. — Я прикажу немедленно вышвырнуть вас вон!
— Убедительно советую вам, мистер Грант, не предпринимать такой попытки, — не повышая голоса, сказал Кривич. — Сожалею, что мне приходится задавать подобные вопросы, мистер Стилвелл. Но лучше выяснить ответы на них здесь, в присутствии ваших друзей, чем проходить мучительную процедуру формального допроса в полиции. Ваша жена была очень привлекательной женщиной.
В мире театра и кино, где на многие вещи смотрят иначе, её наверняка окружало множество поклонников. Может быть, в её прошлом был кто-то?
Медленно, очень медленно Марк выпрямился и посмотрел в лицо Кривичу.
— Я понимаю, лейтенант, — сказал он, — человек, не знавший Кэролайн, вправе задать такой вопрос. Я также понимаю ваше положение. Вы делаете работу, которую обязаны делать. Поэтому я отвечу вам. Мы с Кэролайн женаты шесть лет. Точнее, шестая годовщина должна была отмечаться в следующем месяце. До нашей свадьбы она снималась на протяжении почти десяти лет. Когда мы встретились, ей как раз стукнуло тридцать и она была довольно известной кинозвездой. Она знала в Голливуде всех, почти со всеми работала и общалась с очень многими вне работы. И я знаю, что мир киноискусства совсем не похож на мой мир. Поверите ли вы мне, если я скажу, что никогда не задавал Кэролайн никаких вопросов о том времени, когда мы были незнакомы?
— Я слушаю вас очень внимательно, — сказал Кривич.
— Мы встретились в Акапулько. Я был на побережье по делам и проводил уик-энд у одного моего коллеги. Там я увидел Кэролайн и влюбился в неё с первого взгляда. Через два дня я сделал ей формальное предложение, она ответила согласием, пожертвовав карьерой, навсегда порвав с миром кино, — голос Марка сорвался, — чтобы стать моей. Мы поженились спустя несколько дней, в Калифорнии. Это был самый необдуманный, самый решительный поступок в моей жизни, но мне никогда не приходилось о нем сожалеть. Мы безумно любили друг друга, лейтенант, и стремились друг друга узнать. Но существуют неписаные правила. Я никогда не спрашивал её о прежней жизни — разве что она сама рассказывала мне какую-нибудь сплетню или анекдот; Кэролайн тоже никогда не задавала вопросов о моем прошлом. Мы оба как бы начали жизнь заново, и это связало нас сильнее, чем я мог надеяться. — Марк запнулся.
— Говорите, я слушаю, — снова сказал Кривич.
— Если бы мои дела не съедали такую уйму времени… — продолжал Марк. — Но Кэролайн никогда не жаловалась. Когда я просил, она сопровождала меня: Европа, Южная Америка, Ближний Восток. Если не было возможности взять её с собой, она оставалась дома.
У меня и в мыслях никогда не было не доверять ей. Кэролайн не ходила без меня ни на какие приемы и никогда не устраивала приемы в мое отсутствие. Вы правы, когда мы бывали на людях, мужчины всегда окружали её вниманием, но мне и в голову не приходило ревновать; чувство, которое я в подобных случаях испытывал, правильнее назвать гордостью за мою жену.
Да, подумал Квайст, сказано гораздо лучше, чем я мог ожидать от Марка. Наверно, трагедия пробила брешь в броне его эгоизма. Во всяком случае, привязанность Кэролайн к мужу стала для Джулиана более понятной.