12 апреля 2009 года
Время: 01:32
Низко над пустыней летела пара вертолетов «Блэкхок»: в темноте, на расстоянии сорока метров друг от друга, в семидесяти футах над песком и камнями. Ночное небо скрывалось за тучами, только одинокая звезда светила на горизонте. Пилоты вели машины почти вслепую, на скорости в сто шестьдесят узлов, ориентируясь исключительно на показания допплеровского радара «AN/ASN-128». Прибор считывал рельеф местности: обнаженная каменная порода, песчаные дюны и дома (хотя в этой-то части пустыни последнее – редкость невиданная). Было бы безопаснее подняться на высоту, однако тогда пилоты сдали бы себя на тарелочке сирийским силам ПВО. Даже против одного истребителя местных ВВС у «Блэкхоков» не было и шанса.
Сидевшая у люка Кэрри Мэтисон пыталась унять дрожь в руках. Она уже второй день не принимала таблеток – клозапин, от биполярного расстройства. В «Зеленой зоне», что в Багдаде, она покупала таблетки в небольшой аптеке на улице Хайфы. Там, если владелец по имени Самаль тебя знает, можно достать любое известное лекарство без вопросов. Главное – плати наличкой. «Американские доллары, если можно. Shokran[1] вам большое, мадам».
В красном свете аварийных огней угадывались силуэты спецназовцев: в полной выкладке, с оснащенными ПБС карабинам «М4 А1». Десять человек плюс Кэрри – итого одиннадцать; полный, если можно так выразиться, комплект для «Блэкхока». Цель находилась в пределах боевого радиуса вертолетов – триста шестьдесят восемь миль, – и команда планировала возвратиться в Ирак еще до рассвета. За иллюминатором подле люка, где за станковым орудием калибра 7,62 сидел пулеметчик, царила непроглядная тьма. За гулом мотора и стрекотом лопастей не было слышно вообще ничего.
Вылетев с передовой оперативной базы Дельта – обложенной мешками с песком бетонной площадки посреди пустоты, близ Эр-Рутбы, что на западе Ирака, – они минут пятнадцать назад пересекли воздушную границу Сирии. Пустыня между Эр-Рутбой и Эль-Атибой по большей части необитаема, если не считать беспорядочно раскиданных остановок вдоль 10-го шоссе и лагерей контрабандистов.
Еще до того, как по этим пескам маршем прошли римские легионы, контрабандисты проложили здесь свои пути. Планируя операцию, Кэрри исходила из предположения, что местные племена вряд ли станут звонить силам безопасности; услышав вертолеты, они, скорее всего, попрячутся, решив, что приближаются сирийские летчики. Однако… это было всего лишь предположение.
Руки по-прежнему тряслись. Дьявол! Кэрри намеренно перестала принимать таблетки: ей требовалась абсолютно ясная голова. И в то же время она чувствовала себя странно. Это был первый звоночек: скоро случится заскок.
«Сосредоточься!» – велела себе Кэрри.
Сколько лет она уже гоняется за Абу Назиром, лидером АОИН, «Армии освобождения исламского народа», командиром «Аль-Каиды» в Ираке и первым после Усамы бен Ладена в списке самых опасных террористов. Дело стало глубоко личным. Особенно после того, как близ Фаллуджи взорвали капитана Райана Демпси, дорогого ей человека.
В тот год Кэрри почти поймала Абу Назира, в Хадисе, но террорист ускользнул, точно фантом. Да он и был призраком. И все же она не сдавалась: сама Кэрри, Перри Драйер, шеф багдадского отделения ЦРУ, Уарзер Зафир, мнимый переводчик из посольства США, а на самом деле завербованный агент ЦРУ, и, конечно, шеф Кэрри Саул Беренсон, начальник Отдела разведки по Ближнему Востоку.
Через полтора года после гибели Демпси Уарзер ушел от жены. С одним небольшим чемоданчиком он явился на порог жилища Кэрри в «Зеленой зоне». Это была маленькая квартирка на втором этаже, с видом на улицу Эн-Насир; прямо на разделительной полосе дороги под пальмами тянулись лотки черного рынка, с которых проезжающим мимо продавали автомобильные запчасти, бензин в пластиковых канистрах, оружие и даже презервативы.
– Я не Демпси, – сказал в ту ночь Уарзер. В открытое окно влетал запах масгуфа, жареной рыбы. Уарзер спрятал руки в карманы, точно школьник на первом свидании.
– И хорошо, что не он, – ответила Кэрри. У нее не было мужчины с тех пор, как погиб Демпси. Уарзера она не любила, зато он дарил ей тепло, которого так не хватало.
– Я иракец, член племени Дулаим из Эр-Рамади. То, что я делаю – харам, грех, ты понимаешь? Моя мать плакала, отвернулась от меня. Родная мать! Жена сказала: «Сперва наиграйся со своей американской sharmuta, а уж потом я решу, можно ли тебя простить. Захочу ли я тебя простить». Понимаешь, Кэрри?