Выбрать главу

Такими словами городской священник Владимир Степанович Рожин (Станислав Чуркин) напутствует следователя Юргиса Казимировича Петравичуса (Витаутас Паукште), прибывшего в город для расследования дела о коррупции в горсовете. Отметим, что в сценарии фильма следователь носил другое имя – Илья Данилович Глазырин. И важна здесь не столько «говорящая фамилия», обращающая внимание на свойства личности и наводящая мосты с Рожиным, сколько то, что, видимо, участие литовского артиста не предполагалось с самого начала. А ведь если кого-то и можно назвать любимым актером Кайдановского, то это именно Паукште, снимавшегося в трех из пяти его художественных фильмах. К числу «любимцев» еще относится разве что Николай Исполатов, сыгравший упоминавшегося Чапаевца в «Жене керосинщика», а также главную роль в картине «Гость».

Сама мысль – «победа есть истина подлецов» – квинтэссенция двойственности. Даже больше – квинтэссенция естественной двойственности бытия, если принять во внимание ее генезис. Священник говорит, что эти слова принадлежат его наставнику. Кто-то из киноведов соотносит ее с Евангелием. Похожие фразы приписываются Платону, Шопенгауэру и другим философам-идеалистам. Мысль – будто ничья, и принадлежащая всем одновременно. Каждый из упомянутых людей мог бы ее высказать.

Некогда священник был солдатом. Будучи на фронте, в вещевом мешке он неожиданно для себя нашел нательный крест. Не зная, откуда он взялся, Владимир Степанович переложил крест в нагрудный карман гимнастерки, и тот спас ему жизнь под обстрелом. Не бог весть, какой оригинальный повод для того, чтобы уверовать.

Священник ищет своей победы – искоренения вопиющей несправедливости – вне религии и чуждыми ей методами: он пишет донос на председателя горсовета. Надежды на иные средства, такие, как божественное участие, нет даже у него. Уходя, Рожин жалуется следователю, тем самым обнажая проблему: «Мы живем здесь без ангелов-хранителей, у нас нет даже храма, мы ютимся в сарае, наши молитвы не доходят».

Коррумпированного председателя горсовета зовут Сергей Иванович Удальцов. У него есть брат-близнец по имени Павел (обоих играет Александр Балуев). В недавнем прошлом они были хирургами, более одаренный Павел даже заведовал отделением. Павел заведовал, Сергей завидовал.

Однажды – в любом эпическом сюжете завязка коренится в прошлом – братья вместе делали операцию ребенку. Внезапно понадобилось переливание крови. Сергей подал склянку, Павел, не посмотрев, воткнул в нее капельницу. Кровь оказалось не той группы, пациент умер, а Павел на год сел в тюрьму за преступную халатность. Выйдя из заключения, он становится развозчиком керосина, в то время как Сергей уже возглавляет горсовет и собирает мзду со всех организаций города, включая церковь.

Как и в библейской истории, причина поступка кроется в зависти нечестивого к добродетельному, зависти тотальной, поводом для которой служат талант (то есть, божий дар), должность и Ольга – медсестра и будущая жена керосинщика. Однако, поскольку в данном случае выживают и Каин, и Авель, у автора есть возможность поставить вопросы, которые в священном писании возникнуть не могли. Например, почему Павел не выдал Сергея? В конце фильма ответ звучит из уст самого героя: «Я полагал, что говорить должен был он. А потом при Оле обвинять родного брата… увольте». И эта первая «победа» Павла, заключающаяся в том, что он уберег Сергея от тюрьмы. Но этим же он дал брату возможность самому решать, признаваться или нет. Этим он дал ему шанс поддаться соблазну и стать молчаливым подлецом, в чем спаситель видит свою огромную вину. Заметим, что именно данное обстоятельство лишает смысла размышления о том, насколько умышленным был поступок Сергея – не перепутал ли он группу крови случайно.

Себя же Павел винит и в том, что не проверил склянку. По канонам архаического мифического пространства, здесь нет центральных персонажей с неочевидным психологическим портретом: хороший хорош вплоть до святости, тогда как плохой совершает все мыслимые грехи. Потому поступок в операционной и поза бесчестия завладевают Сергеем безраздельно, как Павлом завладевает безумие на почве чувства вины.

Кайдановский нигде не нарушает смысловую полифонию: каждый кадр, каждый образ подогнан идеально, и это совершенство фильма завораживает само по себе, безотносительно движения сюжета. После непредумышленного убийства Павел сунул свои руки в печь, что в реальном пласте фильма не более чем акт самобичевания, тогда как в мистическом – это языческий ритуал. Будто Павел сам рефлексирует выход их с братом истории из христианской мифологии.