Чтобы стряхнуть возможный «хвост», я решил забраться далеко на север страны, поселившись в самом крупном городке в тех краях. Рассчитывал свести знакомства с моряками и дальше определиться: с их помощью покинуть Норвегию или получить от них сведения о тех, кто в этом может помочь. Всё-таки, тут совсем недалеко, сравнительно, проходит северный морской путь. Из того же Мурманска. Или в Мурманск. И я надеялся найти возможность попасть на один из тех судов.
Немецких агентов я особо не боялся. Даже если наткнусь на провокаторов, работающих на гитлеровскую разведку, то всегда могу предъявить свои железобетонные документы и обвинить в срыве секретной операции. Ну, или просто-напросто удрать.
Настроение мне никто не мог испортить: ни постоянно меняющаяся погода, ни потенциальные шпионы, ни хандра спутницы, которая сдала в последние дни. Источником высокого личного духа был тот факт, что я сумел (наконец-то!) реализовать нанокостюм. Теперь он был всегда со мной, находясь в большом чемодане, обёрнутый материей на случай проверок патрулями. Хотя, по правде говоря, стоило это мне всех сил — физических, моральных и, хм, экстрасенсорных. После этого я сутки чувствовал себя тяжело больным и заметно похудел, что заставило паниковать Радистку Кэт.
Я провёл в этом городке десять дней без особой пользы, когда вдруг услышал про немецкую базу в Альтен-фьорде. Вышло это случайно. Просто услышал в магазинчике беседу нескольких знакомых, давно не видевшихся. Двое были из некой коммуны Альта, один из коммуны Тарвик, остальные беседующие были местными жителями. Жаль, что языка я почти не понимал, иначе узнал бы куда больше, так как у норвежцев то и дело проскакивали слова связанные с немцами, морем, кораблями, секретами (все эти слова мне пришлось выучить, пока пытался найти общий язык с моряками).
К этому времени я успел заскучать и разочароваться в своих поисках билета в Америку. Так что, когда услышал про немцев, то решил развеяться и устроить тем гадость. Тут всего-то около сотни километров, правда, по местности не самой удобной для передвижения.
«Ничего, справлюсь как-нибудь, только Кэт нужно пристроить куда-нибудь», — подумал я, выходя из магазина.
А вот с последним оказалось всё очень не просто. Девушка наотрез отказалась расставаться со мной более чем на несколько часов. Может, боялась, что я её брошу? Как бы там ни было, но мне стоило больших трудов отправить её назад, на юг страны, поближе к Нарвику, где имелся огромный порт. К сожалению, немцев там было просто как муравьёв, а кораблей для моего плана — ни одного, все рудовозы или военные. Мне бы там устроить диверсию, но неделю назад я хотел вести себя тихо, рассчитывая на солидарность оккупированных норвежцев. А сегодня просто… достало всё. Признаюсь, не только скука стала причиной моего желания показать немцам в Норвегии «мать Кузьмы». Насмотрелся я тут на «страдающих под гнётом оккупации» норвежцев, ох как насмотрелся. Страдают? Три раза ха-ха-ха! Да они живут припеваючи. С работой, спокойным сном, свободным передвижением и… проклятиями в адрес английских бомбардировщиков и ещё больше советских, которые, по слухам, отвешивают люлей немцам на самом севере страны.
Кажется, зря я не послушал девушку и не остался в Швеции, откуда худо-бедно ходили суда в разные страны, даже в Англию, что было для меня шокирующим открытием. Я-то считал, что немцы закрыли все пути для своих врагов, перекрыв им всяческий путь в эту сторону. М-да, странная война, ей-богу. И как тут не подумать о влиянии англичан на Гитлера, который относится к ним по-джентельменски, а к моим соотечественникам (к слову, вечно стоящим костью в горле у бритов) как к скоту.
С собой я взял гаусску, самодельный небольшой ранец из непромокаемой ткани (винтовка была точно в таком же чехле, так как погода оставляла желать лучшего), где лежали полезные рисунки, чистая бумага и писчие принадлежности, сухпаёк на два дня.
Когда надел на себя нанокостюм, то почувствовал, будто всё время до этого ходил голым. Это были ни с чем несравнимые ощущения блаженства.
— Попрыгали и побежали, — прошептал я себе под нос.
С новыми возможностями дорога оказалась терпимой. Горы уже не пугали крутыми склонами, леса — своими чащами, каменные осыпи — непроходимостью. Я буквально летел на крыльях, как птица, наслаждаясь ранее утраченными возможностями.