К счастью, даже на мой придирчивый взгляд поведение пленных почти ничем не отличалось от привычного. Разве что, какая-то их часть крутилась в центре и иногда забиралась на короткое время в землянки, вырытые в том месте.
Ночью со мной связался по рации седой, а около двух часов после полуночи я передал им ещё несколько мешков с провиантом и чистой питьевой водой, которой пленные были лишены с самого начала появления в лагере.
На восстановление сил отобранных бойцов и для выполнения моего плана подготовки к побегу, ушло чуть больше времени, чем я рассчитывал. Вместо недели пришлось задержаться на десять дней. За сутки до атаки я передал сто пистолетов и пятнадцать ППШ с запасом патронов, сапёрные ножницы, электрические фонарики. И забрал пятерых самых крепких бойцов, которых мне порекомендовал седой командир. Изъятие людей прошло на удивление спокойно и легко, а на утро никто не заметил их отсутствие.
Удача сопутствовала благодаря отличной погоде. Отличной в таком плане: снег, дождь, пронизывающий ветер и низкие свинцовые тучи. При таких условиях немцам было не до своих забав, они чуть не позабыли о пленных. Хотя, почему — чуть ли? Позабыли. За всё время красноармейцам не было передано ни крошки еды. И это едва не нарушило мои планы, так как я заметил, что командование той части пленных, что не сломались и с кем я провёл беседу, стали тайком подкармливать больных и раненых.
Я не был сволочью или уродом, несмотря на весь свой цинизм. Но каждый отданный сейчас кусочек сала и масла больному снижал шансы у выбранного для штурма бойца выжить в бою и дойти до фронта. Первый всё равно не сможет взять в руки оружие, и эти граммы только продлят его агонию, а у второго может не хватить сил, чтобы удержать в руках оружие и вести меткий огонь. А ведь им предстоит схватиться с почти двумя сотнями сытых и крепких солдат, отдохнувших и отоспавшихся в тепле.
«Сами будут виноваты», — с сильным раздражением подумал я. Тогда я ещё не подозревал о трудностях, с которыми столкнусь после освобождения пленных.
Десять дней плохой погоды неожиданно сменились сильным заморозком, причём утром, после ночного снега с дождём и нулевой температуры. Весь день мороз только крепчал и к ночи достиг десяти градусов ниже нуля.
Сегодня всё произойдёт.
Я же не знал, что делать: радоваться погоде или нет. Сковавший землю морозец ускорит движение, так как не придётся месить грязь ногами обессилившим людям. Но этот же холод будет забирать последние силы у них. Звуки выстрелов разнесутся далеко по окрестностям. Наверное, всё же, лучше было бы уходить в дождь по слякоти.
Пять человек, тепло одетых и накормленных, легли за станковые пулемёты «максим», нацеленные на казармы охраны и их пособников из числа предателей. Последних было чуть более пятидесяти человек. Три пулемёта смотрели своими рыльцами на жильё врагов, которые ещё не знали, что до утра мало кто доживёт.
Я и Седов заняли позиции с противоположных сторон лагеря, приготовившись уничтожать охранников на вышках и пулемётчиков.
— Кашира — Первому! Заря! Ясень — Первому! Лист!
— Принял, Первый!
— Это Ясень, принял!
Ну, вот и всё, началось.
«Погнали наши городских вдоль по речке ближе к лесу», — с азартом подумал я, наводя прицел гаусс-винтовки на голову охранника на вышке.
Щёлк!
И тут же переключился на соседнюю.
Щёлк!
Два тела с шумом свалились. У одного оказалась не застёгнута каска, которая прогремела по обледенелым доскам вышки, как кастрюля по ступенькам. Второй убитый перевалился через поручень и с грохотом приземлился у подножия вышки.
После этого я перевёл прицел на пулемётное гнездо, и едва там возникло движение, тут же дважды нажал на спусковой крючок.
— Ясень — Первому! Листопад!
Сразу после этой команды лагерь военнопленных ожил, засветились тусклые огоньки фонарей. Несколько групп целеустремленно направились к ограждению и с помощью сапёрных ножниц стали срезать колючую проволоку со столбов.
Из-за того, что всех часовых удалось снять практически без шума, тревога не поднялась.