— Так они такие уже были? А я думал, что уголки кто-то обрезал.
— Хе, — хмыкнул тот и покачал головой. — Интересно, зачем же было резать столько слитков да ещё одинаково, а? Не, это с самого начала пошло. Ну, а потом вышел закон о недопущении свободного обращения драгметаллов у населения, и слитки были изъяты. Уж это-то ты должен знать.
М-да, не говорить же ему, что все эти пару центнеров квадратных пластинок просто-напросто скопированы с одного образца при помощи Силы, в которую я сам иногда перестаю верить, и начинаю считать себя психом.
— Не слышал, просто не в этой области мой интерес лежал. То есть, сначала народ купил золото у государства, пополнив казну, а потом опять пополнили казну, но уже на добровольно-принудительных началах и в убыток себе? — спросил я.
Майор как-то неуловимо напрягся, внимательно посмотрел мне в глаза но, не увидев в них того, что ожидал, немного расслабился.
— Виктор, ты бы аккуратнее с такими суждениями, хорошо? — тихо произнёс он. — Может быть, тебе такое и сойдёт с рук из-за положения, но вот насчёт тех, кто будет рядом и всё услышит — сомневаюсь.
— Понял, не дурак. Дурак бы не понял. Извини, Пётр Николаевич, иногда меня заносит из-за, как ты сам сказал, моего положения.
— Да уж, — покачал он головой. — Эх, сидеть бы тебе на своём секретном заводе да в мир носа не совать. Ведь доиграешься однажды.
— Видно будет, — нейтральным тоном ответил я, не показывая, что меня немного задели его слова про «нос». — Через три дня выходим.
— Хорошо, — кивнул он. — Мы будем готовы.
Во время обустройства лагеря отдохнули и откормились не только красноармейцы, но и лошади. Животные даже больше, чем люди. У них округлились бока, залоснилась шерсть, ранее торчавшие рёбра у двух реквизированных немцами крестьянских лошадок, исчезли под слоем жирка. Они предназначались для телег, на которых будет везтись продовольствие и боеприпасы.
Вооружены бойцы были очень хорошо — у них имелось только автоматическое оружие. С теми, кто воротил нос от СВТ были проведены продолжительные занятия по пользованию этим оружием, так, что потом их руки владели винтовкой на одних рефлексах. На семь десятков человек приходилось десять ДП и пятнадцать ППШ, остальные были вооружены самозарядными винтовками. Примерно пятьдесят человек решили оставить при себе пистолеты, с которыми убивали своих палачей в ночном бою в концлагере. Это оружие для них стало символом свободы, талисманом удачи. Вместе с золотом, непромокаемыми запечатанными мешками из многослойного брезента, в которых хранились секретные документы, с оружием и небольшим количеством сухого пайка носимый вес у солдат приближался к запредельному. Примерно четверть центнера нёс каждый, не считая одежды. И я очень надеялся, что нагрузка не скажется на скорости и не помешает уйти от врагов. Я дошёл с ними почти до Великих Лук, после чего попрощался со всеми, в том числе и с Седовым.
Дальше мой путь лежал на Запад, мне нужно было найти способ перебраться в Северную Америку, в США, чтобы приступить к выполнению Плана.
То, что я уходил из страны, которой весьма пригодилась бы моя помощь, в глубине души немного коробило. Но не меньше, чем мучила совесть, меня ещё и гнал прочь страх. Я просто не верил, что окажись с той стороны фронта, то там быстро разберутся и отправят к нужным людям. Несмотря на настоящие документы, лейтенанта госбезопасности Макарова не существовало. Будут там разбираться или сразу поставят к стенке? Ну-ну, это в сорок первом-то, когда потери Красной армии в живой силе уже за миллион перевалили, а урон матчасти причинён процентов тридцать, если не больше. Трибуналы ставят к стенке и рядового, и командира полка, лишь бы суметь убедить остальных, что проще погибнуть в бою и хотя бы родственникам не будет гадко, чем оказаться предателем, трусом и паникёром. Так что, и со мной никто не станет разбираться. Даже мои особые документы могут не помочь. Обязательно попробуют разоружить и забрать моё снаряжение — винтовку, костюм, эликсиры. Понятное дело, что я не отдам и тогда… всё. После первого же акта агрессии все станут считать меня диверсантом и вражеским шпионом, который хочет пробраться в Москву, чтобы совершить покушение на Сталина.
Шансов, что наткнусь на кого-то, кто в курсе моей инаковости — мизерны. Да, я уверен, что меня ищут, и ищут все и везде: немцы, русские, возможно, англичане и американцы, так как их шпионов хватало в обеих воюющих странах; ищут и на свободной территории СССР, и на оккупированной. Но мне нужны именно наши, те, кто направлен из Кремля. И то я боюсь узнать, что в случае со мной они получили инструкции, которые не предусматривают моего присутствия на этом свете.