Через неделю после нашего визита к коронеру Хелен ждала на стоянке такси у Океанского терминала. Я как раз отъехал от офиса Кэтрин, окликнул Хелен и остановился за аэропортовским автобусом, показав на пассажирское сиденье. Покачивая сумочкой, она подошла к машине и поморщилась, узнав меня.
Мы ехали к Вестерн-авеню, и Хелен с интересом оглядывала машины на дороге. Она отвела черные волосы от лица, выставив напоказ бледнеющий шрам.
– Куда вас отвезти?
– Может, просто покатаемся? – спросила Хелен. – Мне нравится смотреть на движение.
Похоже, что в своей сухой манере она уже оценивает возможности, которые я перед ней открыл. С бетонных площадок парковок и крыш многоэтажных автостоянок Хелен смотрела ясным и бесчувственным взглядом на технику, которая привела к смерти ее мужа.
– Вчера взяла такси и сказала водителю: «Куда угодно». И попали в плотную пробку у туннеля.
Мы ехали по Вестерн-авеню; слева остались служебные здания и ограда периметра аэропорта. Я вел машину по медленной полосе, и в зеркале заднего вида уплывала назад эстакада. Хелен щебетала о новой жизни, которую уже распланировала.
– В Лабораторию дорожных исследований требуется медработник. Причем зарплата там больше, теперь для меня это важно. Есть что-то высокоморальное в том, чтобы быть материалисткой.
– Лаборатория дорожных исследований… – повторил я. В документальных передачах часто показывают съемки экспериментальных автоаварий; изуродованные машины овеяны странной грустью. – А это не слишком близко…
– В том-то и дело. Кроме того, я чувствую, что могу много такого, о чем раньше и не думала. Это не столько долг, сколько призвание.
Через пятнадцать минут, когда мы возвращались к эстакаде, она подвинулась ко мне, глядя на мои руки на руле; мы снова двигались к месту аварии.
Тот же холодный, но любопытный взгляд, словно Хелен еще не решила, как меня использовать, я почувствовал на своем лице, когда остановил машину на пустынной служебной дороге среди водохранилищ к западу от аэропорта. Я приобнял ее за плечи, и она коротко улыбнулась сама себе; губы приоткрыли справа резец в золотой коронке. Я коснулся ее губ своими, помяв панцирь пастельной помады, и заметил, как ее рука потянулась к хромированной стойке поворотной форточки. Я прижал губы к чистой эмали верхних зубов Хелен, очарованный движениями ее пальцев по гладкой стойке. Передний край форточки был помечен синей краской, оставленной небрежным рабочим конвейера. Ноготь Хелен царапал эту полоску, идущую наклонно, как и бетонный край оросительной канавы в десяти футах от машины. В моих глазах эти параллельные линии сплавились с образом автомобиля, брошенного среди ржавой травы на низком берегу водохранилища. В короткой лавине осыпавшейся пудры – она обрушилась, когда я провел губами по векам Хелен, – содержалась вся печаль древнего авто, его протекшего масла и охлаждающей жидкости.
В шестистах ярдах за нами машины ждали в пробке на автостраде; вечернее солнце било в окна аэропортовских автобусов и автомобилей. Моя ладонь скользила по внешней округлости бедер Хелен, ощущая расстегнутую молнию платья. Острые зубцы царапнули по костяшкам пальцев, и я почувствовал на ухе зубы Хелен. Острая боль напомнила мне укус осколков лобового стекла во время аварии. Хелен раздвинула ноги, и я начал гладить нейлон, покрывающий лобок, шикарную вуаль лона серьезной женщины-врача. Теперь Хелен говорила сама с собой, бормоча что-то, словно поврежденная умом жертва катастрофы. Она освободила правую грудь из бюстгальтера и прижала мои пальцы к горячему соску. Я поцеловал сначала одну грудь, потом другую, прижав зубами крепкие соски. Обхватив меня всем телом в этой кабине из стекла, металла и пластика, Хелен запустила руку мне под рубашку. Я взял ее ладонь и положил пальцы себе на член. В зеркало заднего вида я видел, что к нам приближается грузовик водопроводной компании. Он прогремел мимо в клубах пыли и выхлопа дизеля, и волна возбуждения двинула первую порцию спермы по моему члену. Через десять минут, когда грузовик возвращался, дрожание стекол вызвало у меня оргазм. Хелен стояла надо мной на коленях, упершись локтями в сиденье по бокам от моей головы. Я лежал, ощущая спиной теплый пахучий винил. Руками я задрал блузку Хелен на талию, чтобы рассмотреть ее бедра, и медленно двигал ее, прижавшись членом к клитору. Части женского тела, угловатые коленные чашечки рядом с моими локтями, правая грудь, торчащая из бюстгальтера, маленькая язвочка под соском – все было обрамлено салоном машины. В тесном пространстве грудились угловатая приборная панель и округлые части человеческих тел – в незнакомых сочетаниях, словно во время первого гомосексуального акта в капсуле «Аполлона». Широкие бедра, прижатые к моим ногам, левый кулак, упертый мне в плечо, шумное дыхание у моих губ, влажность ануса, который я гладил безымянным пальцем, – все перекрывалось представителями благожелательной технологии: литой панелью приборов, выпуклостью рулевой колонки, необычной пистолетной рукоятью ручного тормоза. Я ощутил теплоту сиденья рядом с собой и погладил сырой островок промежности Хелен. Ее ладонь прижала мое правое яичко. Пластик цвета мокрого антрацита был точно в тон волоскам на лобке Хелен, разделенным преддверием влагалища. Пассажирский отсек вокруг нас был словно создан машиной из нашего полового акта – гомункул из крови, спермы и охлаждающей жидкости. Мой палец нырнул в анус Хелен, а член – внутрь влагалища. Тонкие перепонки, подобные слизистой ее носа, которую я трогал языком, отражались в стекле циферблатов на приборной доске, в целехоньком лобовом стекле.