— Ты слышишь… — дрожащим голосом шепчет старушка, — как он нас ругает…
— Гм… да… — шепчет ей в ответ старик. — Ругает. Мне кажется, что у него здесь… — И он дотрагивается пальцем до лба. — Лучше бы я не показывал ему бутылки.
Ялмар Серенгард бегает по комнате. Он старается, но не может обуздать в себе гнев сверхчеловека, свое поэтическое возбуждение. Наконец он останавливается.
— Мне жаль тебя, старик, и тебя тоже, старушка… Мне искренне жаль вас. Но я не могу иначе. Вы прозябаете и задыхаетесь в вашем ничтожном и гнусном бытии, а я поднялся выше жизни и людей. Юкум Брумелис умер, — как старую грязную одежду, я скинул его с себя. Я, Ялмар Серенгард, сверхчеловек, я высший тип человека, я человек будущего — homo sapiens. Плевать я хотел на Юкума Брумелиса… на всех вас! Слышите: на всех я плюю и… и… еду обратно в Ригу!
Homo sapiens бежит к кровати, хватает желтый пыльник, поспешно пытается надеть его. Он спешит и никак не может попасть в рукава.
Старушка боязливо подходит к нему.
— Ты, значит, всерьез?.. Останься, ну хотя бы до завтра.
— Прочь с моего пути, жалкое создание! — вопит он в экстазе и надевает шляпу. Потом, немного подумав, берет полотно и носки и рассовывает подарки по карманам.
Старушка спешит к столу, берет из него бумагу, заворачивает в нее кусок мяса, кладет сыну в карман. Хватает пирог и тоже сует ему в карман.
— Ну, на дорожку… — шепчет она сквозь слезы.
Homo sapiens делает торжественную паузу.
— Так. Оставайтесь же у своего золотого тельца. А я снова поднимусь на свой Синай![7]
И он гордо направляется к выходу, где сталкивается с Мартой.
— Ага, значит, наутек, — говорит она без малейшего уважения, но с гневом и с издевкой во взгляде. И, выходя следом за ним, кричит: — Обманщик! Жулик!
Жалкие создания молча и в недоумении переглядываются. Потом оба разом бросаются к открытым дверям.
— Зови же его назад! Не пускай его! — плача, подталкивает старика старушка.
Но старик в нерешительности топчется на месте, — бежать ли ему или нет.
— Нет… зови ты! У тебя лучше получится…
— Опоздали, он уже в коляске. Уедет… О, господи! И что это Марта там ругается!
— Уедет… Старуха! Где же… ведерко с маслом, которое ты ему приготовила?
У старушки даже ноги подкашиваются, она ударяет себя по лбу рукой.
— Ох, пустая моя головушка! Там… под кроватью… Ох, пустая моя головушка!
На дворе слышен сердитый голос Марты.
Старик шарит под кроватью, находит маленькое беленькое ведерко и бежит во двор.
— Подожди! — кричит старушка. — Постой, сынок, вот тебе еще ведерко с маслом. Подожди, сынок!
— Тише ты! — прерывает ее старик и машет ведром в воздухе. — Постой… Ал-мар… Серый гад!
Но за дверью громко заливается колокольчик.
Старушка и старик остаются стоять на пороге домика, отведенного испольщикам в Маз-Киркуцисах, и слезы текут по их морщинистым щекам.
7