— Взгляни вниз, вон уже идут римляне! — перебил его Павел.
И вслед за тем он крикнул вниз:
— Сюда идите, сюда! Ступени вон тут, полевее!
— Добрались! — ответил чей-то резкий голос.
— Вы, люди, оставайтесь здесь на уступе и смотрите во все глаза! В случае какой-нибудь опасности дайте мне трубный знак! Я взойду наверх, а с башни, конечно, будет видно, куда делись те псы.
При этих словах Стефан все прислушивался, глядя вниз. Когда же через несколько минут галл почти уже влез на стену и крикнул:
— Нет ли кого-нибудь, кто бы подал мне руку? Больной вдруг обратился к Павлу и сказал:
— Подними и поддержи меня скорее!
И с легкостью, удивившей александрийца, Стефан встал на ноги, наклонился над стеною, навстречу центуриону, поднимавшемуся на нее с другой стороны, взглянул напряженно ему в лицо, вздрогнул и, сделав над собою неимоверное усилие, протянул свою исхудалую руку, чтобы помочь ему.
— Сервиан! — вскрикнул центурион, страшно испуганный этой встречей и на этом месте, и глядел, силясь овладеть собою, то на старика, то на Павла.
Никто из них не мог произнести ни слова; но Стефан так и впился глазами в лицо галла, и чем дольше он на него глядел, тем бледнее становились его щеки и губы. Но рука его все еще была протянута к галлу, может быть, в знак прощения.
Так прошла долгая минута.
Но вот Фебиций опомнился: ведь это долг императорской службы заставил его взлезть на стену и, нетерпеливо топнув ногой, поспешно схватился за руку старика. Но едва Стефан почувствовал прикосновение пальцев галла, как вздрогнул всем телом, точно пораженный молнией, и, хрипло вскрикнув, кинулся на своего смертельного врага, стоявшего уже на краю стены.
Павел глядел с ужасом на это страшное зрелище и воскликнул громко, горячо и убедительно:
— Оставь его, прости ему, чтобы и тебе найти прощение на небесах!
— Что мне небеса, что мне прощение! — захрипел старик. — Будь он проклят!
И не успел александриец удержать Стефана, как камни, на которых, задыхаясь, боролись непримиримые враги, сорвались, и оба вместе с обрушившимися камнями рухнули в пропасть.
Тяжко простонав из глубины души и заливаясь горячими слезами, Павел пробормотал:
— И он боролся, и его борьба была тщетна!
ГЛАВА XXI
Бой был окончен, и солнце, садившееся за святою горою, бросало свои последние лучи на трупы множества блеммийцев.
Вот на чистом небе засверкали звезды над оазисом.
В церкви слышалось благодарственное пение, а возле нее, под холмом, к которому она прилегала одной стороною, горели факелы и освещали красноватым светом ряд носилок, на которых лежали под зелеными пальмовыми ветвями герои, павшие в бою с язычниками.
Вот пение смолкло, церковные двери растворились, и Агапит повел своих прихожан к покойникам.
Молча все стали полукрутом возле своих усопших братьев и внимали последней молитве, которую произносил их пастырь над благородными жертвами, пролившими свою кровь в бою с язычниками.
По окончании молитвы все подошли к своим усопшим близким, и немало слез пало из глаз матерей и жен на сухой песок, немало тяжких вздохов понеслось к небу из груди отцов.
Возле носилок, на которых покоился престарелый Стефан, стояли другие небольшие носилки, и Ермий стоял между обоими на коленях и горько плакал.
Вот он поднял лицо, услышав чей-то приветливый голос, назвавший его по имени.
— Ах, Петр, — сказал юноша и схватил поданную ему руку сенатора. — Какой неудержимой силой влекло меня в свет и прочь от отца, а теперь, когда он умер, с какой радостью я остался бы здесь с ним, если бы он был в жив!
— Он умер прекрасною смертью, защищая своих братьев, — сказал сенатор, утешая Ермия.
— Павел был при нем в последнюю минуту, — подхватил Ермий. — Отец упал со стены при защите крепости; а вот это бедное дитя, эта девочка, которая пасла твоих коз, умерла как великая героиня. Бедная дикая Мириам, как я любил бы тебя, если бы ты уцелела!
При этих словах Ермий коснулся руки пастушки, тихо поцеловал эту маленькую похолодевшую руку и осторожно положил ее на грудь покойницы вместе с другой рукою.
— Да как же эта девочка попала в битву? — спросил Петр. — Постой, расскажи лучше у меня дома. Будь нашим гостем и оставайся у нас, пока не соберешься окончательно покинуть наш край. Мы все обязаны тебе и благодарим тебя от души.