Она вздохнула.
— Увы. Ну посигналила пара водителей. Но никто не остановился. Несколько ребят проходили. Но они сказали, что им хомяки не нужны — они, мол, просто крысы с хвостами.
Из подвала вышел Фитц. Он посмотрел на вольер и улыбнулся.
— Молодец, Сэм, поменял стружку, — сказал он.
— Э-э… спасибо. — Неужели он не видит, что я весь исцарапан?
Он взглянул на часы.
— Засиделись мы, — сказал он. — Ну что, до завтра?
— Заметано! — сказала Лекси.
Мне хотелось только выбраться отсюда и хорошенько проветриться. К тому же, я понимал, что напортачил.
Ничего, завтра все уладится, сказал я себе.
И направился к двери — но обернулся, чтобы бросить последний взгляд на вольер.
Двое хомяков стояли на задних лапках, прижавшись носами к стеклу. Наблюдали за мной.
Наблюдали…
После ужина я немного поиграл с Ноа. Он изображал хомяка, а я должен был гоняться за ним по лестнице. Потом он повалил меня на пол, запрыгнул сверху и пытался лизнуть в шею.
Когда я отпихнул его, он разозлился. Я схватил его подмышки и поднял над головой.
От этого он еще пуще рассвирепел. Стал лягаться, пытался сесть мне на голову.
Он пацан крепкий. Но я держал его, пока он не побагровел.
Наконец, он сказал:
— Хватит хомяков. Я так не играю!
Я поставил его на пол. Он сжимал кулачки. Мордаха у него до сих пор была вся красная.
— Больше никаких хомяков! — закричал он.
В коридоре возник папа.
— Сэм, что ты делаешь с Ноа? — спросил он.
— Просто играем, — отвечал я.
— Хватит хомяков! Хватит хомяков! — дубасил стенку Ноа.
— Зачем ты его волнуешь перед сном? — сердито спросил папа.
Я пожал плечами.
— Да он всегда взвинченный.
Появилась мама, чтобы увести Ноа спать.
— Я взвинченный, — сообщил он ей. — Я очень взвинченный.
Родители расхохотались. Говорю же — они от Ноа в восторге.
Папа последовал за мной в комнату. Я вздохнул.
— У меня столько домашки, всю ночь промаюсь.
И сел за компьютер. Папа сжал мои плечи.
— Как работается? — спросил он.
— Хорошо, — сказал я. Пришлось соврать — а что делать?
— Чем ты занят в магазине, Сэм?
— Да так, на подхвате. Ну, знаешь. Хомяков кормлю и всякое такое.
— А мистер Фитц ничего мужик? — спросил папа.
Я кивнул.
— Ага. Он к нам со всей душой. Там вообще-то тихо. Покупателей у него немного.
— Может быть, ему стоит приобрести собак там, кошек, птичек, ну и прочую живность, — заметил папа.
— Может быть, — согласился я. — А может, хомяки скоро станут бешено популярны. И все захотят купить хотя бы одного. И станет мистер Фитц первым богачом в Америке!
Папа засмеялся.
— Может быть. Ну что… Мы с мамой тобой гордимся, Сэм. Если будешь работать и дальше, а мистер Фитц даст тебе положительную характеристику, мы подарим тебе любую зверушку на твой выбор.
— Да ладно? — Я с широкой ухмылкой повернулся к папе. — А слона можно?
Папа засмеялся.
— Ты правда хочешь убирать за слоном?
— Нет, пожалуй, — вздохнул я. — Но не беспокойся, пап. Получишь ты от мистера Фитца хорошую характеристику. Обещаю.
Папа ушел вниз. В душе у меня все пело. Любую зверушку на мой выбор…
Чудесно.
Только получить бы еще эту положительную характеристику.
Охо-хо. Ну и как мне этого добиться?
Все мое хорошее настроение мигом улетучилось. Меня накрыла волна страха. Я протяжно выдохнул.
Я представил себе двух взбесившихся хомяков, которые, совершенно озверев, терзали друг друга когтями на полу клетки.
Рычащие, ворчащие и кусающиеся. Душки-хомяки накидывались даже на меня!
Конфеты сделали их злобными.
Но как?
Я их с самого возвращения из Кошмарии лопаю. Уже тонну слупил, наверное. И хоть бы что. Ничего конфеты со мной не сделали. Ну разве что лицо от них пощипывает. Но я не озлобился.
Я полез в карман за конфетницей.
Оп-паньки. Нету.
Порылся в карманах джинсов.
А потом вскрикнул и простонал:
— О не-е-е-е-е-ет…
Точно, я оставил конфеты в вольере!
Как думаете, чем наутро были заняты мои мысли во время уроков?
Уж точно не сражениями Гражданской войны. Учитель, мистер Пилчер, начал показывать нам слайды на эту тему.
Но у меня в голове сменялись совсем другие картинки. И все касались хомяков!
Озверевшие хомяки, рычащие и скалящие зубы. Кусающиеся и царапающиеся, с пеной у рта, норовящие выдрать друг дружке глаза.