— Ты чего? — спрашивает Генка, перекрикивая шум поезда.
— А я думал, на нас нападут, — объясняет Дюша, — это же Мория!
— Я до сих пор так думаю, — мрачно говорит Генка.
— Да? — радуется Дюша.
— Одно хорошо, нам по прямой. А то бы зажали нас в переходе.
— Да? — огорчается Дюша.
— От Гимли с Леголасом толку никакого, Боромира нет, Гэн-дальфа нет, Арагорн придурок…
Поезд, оставив позади пряничную Рижскую и бледную Алексеевскую, выходит на последний перегон. Генка облегченно вздыхает. Словно в ответ, следуя законам жанра, лампы в вагоне мигают и гаснут, наступившую тьму нарушает лишь призрачное аварийное освещение, поезд замедляет ход, а потом и вовсе останавливается.
В вагоне темно и тихо. Пассажиры неподвижно сидят на своих местах. Генке кажется, она слышит, как карандаш сидящего напротив зомби царапает по клеточкам кроссворда.
— Ой, мамочки, — отчетливо в наступившей полной тишине шепчет Арагорн, — они сейчас на нас ка-ак бросятся!
Гимли с Леголасом, пользуясь наступившей темнотой, начинают обжиматься.
— Куда мы смотрели, идиоты, — сокрушается Генка, — когда садились… надо было пропустить поезд!
— А они сейчас во всех… им тут нравится… хорошо, прохладно, сыро…
— Что же, живые летом вообще в метро не ездят?
— А какой идиот летом полезет в метро? Поверху надо ездить! — Ну, Арагорн, это ты загнула… Пока поверху доедешь, сам в зомби превратишься!
Из темноты доносится шорох и треск. Генка напрягается, судорожно ухватив Дюшу за локоть. Локоть теплый и острый, и это успокаивает.
Шорох и треск сменяется неразборчивым шипением.
Затем репродуктор вежливо говорит:
«Из— за технических неполадок на линии движение временно прекращено. Просьба всем соблюдать спокойствие».
После слов «соблюдать спокойствие» пассажиры начинают шевелиться, шаркать ногами и переговариваться заунывными голосами. Арагорн издает еще одно придушенное «Ой!», а Леголас с Гимли еще крепче прижимаются друг к другу.
— Я, кажется, писать хочу, — шепчет Генка.
— Тут нельзя, — сообщает очевидное Дюша, — там электричество. Потерпи. Сейчас починят и поедем.
— Не починят, — флегматично констатирует Генка.
— Когда-нибудь было такое, что поезд останавливался намертво?
— Мы и в игру никогда не играли. — Ну, ладно… вот сейчас…
Двери со скрежетом распахиваются во мрак. Откуда-то тянет отчетливым запахом горелой резины.
«Всем пассажирам. Просьба, соблюдая спокойствие, выйти из вагонов и продвигаться вперед по линии. Колея обесточена во избежание несчастных случаев».
— Вот видишь! — с невольным торжеством говорит Генка.
— У меня «куриная слепота, -возмущается Арагорн, — я не вижу в такой темноте.
— А тебе и не надо видеть, — замогильным голосом говорит Генка, — ты щупай рельс ногой, щупай…
— А если током шарахнет?
— Тебе же сказали — обесточено.
— Мало ли что сказали, — ворчит Арагорн, блестя во мраке очками.
— Леголас, Гимли, будете прикрывать нас сзади!
Тем временем остальные пассажиры выбираются из вагона. Слышно, как они тяжело спрыгивают на землю.
— Им-то ничего, — печалится Арагорн, — мрак — их естественное состояние.
— Хватит вам пугать друг друга, — сердится Дюша, — обычные люди. Ты что, Генка, никогда в метро не ездила? Они всегда здесь так выглядят.
— Вот именно… Ладно, пошли, что ли.
Генка, подогнув колени, аккуратно спрыгивает. За ней тяжело плюхается Арагорн.
— Дюша, где ты там? Не копайся!
— Ой, а если поезд пойдет? — беспокоится Арагорн.
— Тогда прощайся со своей Арвен, — зловеще говорит Генка, — не восседать тебе на престоле Белой Башни. Не надевать крылатый венец! [Оказывается, крылатый венец — выдумка какой-то советской переводчицы, переложившей ВК для детей. У Толкиена то никакого крылатого венца-то и не было. Одна выдумала; а другие пошли списывать… Вот и верь после этого людям.] Копец твоей, Арагорн, военной и политической карьере.
— Гимли! — беспокоится тем временем Леголас, — где Гимли?
— Да здесь я…
Впереди мерно топают пассажиры, закрывая своими спинами свет в конце тоннеля.
То есть Генке кажется, что там есть свет. Зеленоватое такое свечение…
Головные огни поезда, которые поначалу светили им в спину, постепенно меркнут — то ли сами по себе гаснут, то ли поезд отползает на отводной путь.
По стенам змеятся кабели и стекает конденсат, оставляя липкие следы.
В соседнем тоннеле, мелко сверкая неожиданно яркими огнями, проносится поезд, и земля под ногами мерно дрожит. В обратную сторону, значит, поезда ходят.
— Ничего! — неожиданно бодро говорит Арагорн, — это еще что! Вы такого Баграта знаете? Ну, что же вы, все его знают! Так вот, в девяносто первом шли мы как-то мимо пионерского лагеря. Он со щитом — огромным таким щитом «Врата Мордора», в шлеме, плаще и с мечом за поясом, и Пашка-назгул, борода торчком, вокруг рук металлические змеи, и плащ темно-лиловый такой (хотели купить черный краситель для ткани, а нам темно-лиловый подсунули), а нам навстречу два пионера… [Арагорн, подозреваю, тоже ходил на этот самый сайт. Там полным полно таких быличек. Собственно, сами сходите и посмотрите, если вы, конечно, уже их не знаете — в том числе про пионеров и Пашку назгула. Что там было дальше, легко догадаться…]
— Арагорн, — говорит Генка, — а сколько тебе лет?
— Сорок семь, — тут же автоматически отвечает Арагорн, — нам, потомкам нуменорцев, отпущена долгая и активная жизнь.
— Если не по игре, — говорит Генка, — то в девяносто первом ты еще под стол пешком ходила. Или нет?
— Или нет, — пожимает плечами Арагорн, — я же говорю, я на самых первых хишках… Теперь уже все не то…
Может, и так… инфантильный он какой-то, этот Арагорн, думает Генка, может и впрямь, нуменорец…
— Ладно, — вздыхает Генка, — Арагорн, ты бы пошевеливалась! Погляди, все уже во-он где!
Впрочем, думает она, может, оно и к лучшему.
— Я же сказал, у меня куриная слепота, — защищается Арагорн.
— Что ты врешь? Арагорн видел во тьме, как кошки королевы Берутиэль!
— Это Гэндальф видел во тьме, как кошки королевы Берутиэль! Страница двести сорок один, издание восемьдесят второго, перевод Муравьева и Кистяковского. А если северо-западное, то…