— Та, — со вздохом призналась я.
— И что? — грызун забавно плюхнулся на попу. — Отучилась?
— Как видишь, — я села на скрипучий табурет.
— Вот что-то мне твоя интонация не нравится, — хомяк оказался еще и прозорливым. — Насколько все плохо? Резерв ниже среднего?
— Низкий, — я скрипнула зубами. — Диплом троечный.
Зяма прислушался к себе, видимо, подозревая инсульт.
— Так. Новости… не очень. Я бы даже сказал, что когда сосед Брунгильды завел истерично орущего каждое утро петуха и то поприятней было. И суп из него потом получился наваристый. Из петуха, в смысле. А сосед сам преставился, от возраста и возлияний. И в какой дыре ты время коротаешь? Погоди, не говори. Дай я морально подготовлюсь.
— В Бздыжниках, — я посверлила недовольным взглядом комедианта.
— Где это? — озадачился хомяк.
— В трех часах езды от Правой Ушки, — судя по тому, как сосредоточенно фырчал Зяма, этого места он тоже не знал. — Которая в трети дня от Веселых Волнушек. А они в половине дня от Главной Заставы. А отсюда до нее пять часов на телеге.
Я притворилась, что не слышала оборота, начинающегося со слов «Мать-Природа, где я так нагрешил…?».
— Ладно, — хомяк взял себя в лапки и поискал под рыжей шерсткой оптимизм. — А твои… эти… как их?
— Бздыжники? — охотно подсказала я.
— Во, они самые. Большая деревня хоть?
Я пожала плечами:
— Малые — тридцать дворов. Средние — сорок. А Большие — пятьдесят.
Не знаю, зачем было делить деревни, сакраментальный смысл этого действа уходил своими корнями глубоко в историю, но расстояние между околицами не больше пятидесяти метров.
Староста, как и ведьма, полагается сразу на три в единственном числе. И поле у них одно на все Бздыжники. Да и псевдо-речка чуть шире ручейка, которая носит гордое название Широкая, так же имеет мостки для стирки только в одном месте. А местный лодочник, как громко зовет себя Фирс, владеет аж двумя суднами-плоскодонками, но ни на одном плавать нельзя.
— Мда, — недовольно протянул хомяк. Вот же существо вредное. Вроде ничего не сказал, но оскорбил от души.
Ужин принесли быстро. Умилило порезанное на отдельной тарелочке яблоко. Но Зяма уничтожал его, раздраженно фырча. Хомяк изволил негодовать.
Я бы ему ответила. Ух, как ответила. Прямо как Вилька, когда мужа поймала за подглядыванием в щель забора за соседкой. Но нельзя.
— Ты спать собралась? — подозрительным тоном поинтересовался хомяк. — А кто меня слушать будет?!
Что-то закрались у меня подозрения нехорошие: а своей ли смертью умерла тетушка Брунгильда? Не довел ли ведьму ее фамильяр?
— Щас, — я с трудом приоткрыла один глаз и скатилась с кровати на пол. Нет, по легенде я попыталась встать. Но не получилось. Вот такая оказия. Причем не только у меня, судя по ругани соседей снизу.
На ощупь я нашла свои скромные пожитки. Даже в толчее при входе в город не пытались обокрасть мою бедную персону, хотя мелькали в толпе чумазые моськи воришек. Только зря бюстом всю дорогу звенела. А куда еще прятать девушки свои монетки?
— Вот, — я поставила рядом с клеткой небольшое круглое зеркальце в потемневшей серебряной оправе. Обычно через него происходит общение с духами. Но у меня оно служит исключительно для любования собой. — Собеседник. Тактичный, молчаливый и внимательный.
Зяма потрясенно присел на попу. И только когда я снова повалилась на кровать, с ехидцей заметил:
— Все-таки есть в тебе что-то.
А кто же спорит? Во мне есть и кости, и мясо, и жилы. Нам на паре по зельям рассказали, как можно разобрать человека на полезные составляющие.
Утро следующего дня мне преподнесло сюрприз, если таковым позволительно считать визит доблестной стражи. Все началось с относительно вежливого стука сапогами в дверь. Сей нехитрый способ побудки для меня не в новинку. Жители Бздыжников подверженные старым суевериям, одно из которых — нельзя рукой трогать дверь в жилище ведьмы. Я даже догадываюсь, откуда оно пошло. А нечего тревожить порядочных женщин по ночам, называется. Кто-то в сердцах и брякнул про отсохшие руки.
— Здрасти, — прохрипела я, спешно приглаживая растрепавшиеся после сна волосы.
На одну меня оказалось аж сразу шесть стражников, вооруженных мечами. Ни мой сонный вид, ни ночная глухая белая в веселый василек рубашка в пол их не интересовали.
— На вас поступила жалоба! — рявкнул хорошо поставленным голосом старший.
— Только одна? — дотошно уточнила я.