– Не проститута, а жиголо, – поправила ее Анна Павловна.
– Нет, надо смотреть правде в лицо, – настаивала на своем Ирина Владимировна. – Я жду, когда ко мне придет самый что ни на есть настоящий проститут, и я отдам ему… пол моей зарплаты.
– Я думала, ты скажешь «честь», – съехидничала Анна Павловна. – Налей мне еще чайку, пожалуйста.
– Нет, это страшный сон, – не унималась Ирина Владимировна. – Директор школы пользуется услугами сутенеров, вызывает к себе мальчиков… – она встала из-за кухонного стола и подошла к телефону.
– Что ты делаешь? – тут же подскочила Анна Павловна.
– Я сейчас все отменю. Я поняла, я не могу. Как после этого я буду детям в глаза смотреть?
– Ты бы еще про Макаренко и Островского вспомнила! «Жизнь… дается один раз…».
– И слава богу, иначе было бы мучительно больно за все бесцельно прожитые жизни.
Анна Павловна подошла к телефонному аппарату и решительно выдернула вилку из розетки:
– Ты должна через это пройти. Это я тебе как завуч по воспитательной работе говорю. Сними свои комплексы. Расслабься и получи удовольствие.
– Боюсь, что никакого удовольствия от этого я не получу.
– А я бы получила, – мечтательно вздохнула Анна Павловна. – Ох, я бы получила.
Человек пришел с работы домой. Пришел поздно, уставший, весь на нервах. Он заслужил тепла и уюта, внимания близких или как минимум ужина. Это понятно. Олег стоял посреди кухни в костюме и галстуке. Телевизор транслировал программу «Время». Ужина нигде не было видно, жены тоже. Из крана монотонно капала вода. Олег с ненавистью смотрел на него, как на злейшего врага перед решающей схваткой. Ему вдруг показалось, что все беды и неудачи его жизни сосредоточены в этом несчастном текущем кране, из которого с интервалом в несколько секунд падает тяжелая капля и разбивается о дно оцинкованной мойки.
– Неужели так трудно вызвать сантехника?
Олег с силой ударил по головке крана. Таившаяся где-то в недрах смесителя вода, недовольно фыркая, вылилась наружу. Какое-то время кран выжидающе молчал, но вскоре опять начал капать.
– Миллион раз я просил вызвать сантехника!
Олег нервно закурил. Тяжелые капли гипертонически стучали в мозгу все сильнее и чаще, заглушая работающий телевизор, вечернюю жизнь улицы за открытым окном, заглушая надежды на светлое будущее и веру в завтрашний день.
Олег бросил недокуренную сигарету в раковину и с яростью набросился на кран.
– Вот тебе! Сволочь! Вот! На!
Он бил и терзал кран, пока тот не вырвался из мойки, и тут же сильнейший поток воды фонтаном захлестал из труб.
В кондитерской, ожидая заказанный накануне торт, Максим пил кофе и смотрел по сторонам. За соседним с ним столиком две полные дамы уплетали гору сладостей.
– Когда я вижу пирожные, я забываю про все диеты, – делилась сокровенным одна из них. – У меня наступает паралич воли, понимаешь?
На что другая отвечала:
– Мне рассказали одну диету – худеешь на сто процентов!
Вскоре появилась продавщица. Она несла огромный торт. На торте кремом было выведено: «С днем рождения!»
Максим осторожно взял поднос с тортом и направился к выходу. Прямо перед ним двери внезапно открылись, и Максима чуть не сбила с ног компания возбужденной молодежи.
Подойдя к своей машине, он со всеми необходимыми предосторожностями поставил торт на крышу автомобиля. Затем открыл дверцу, снял торт и аккуратно установил его на панели за сиденьями.
Из-за торта пришлось ехать медленно. На заднем стекле одной из обогнавших его машин он прочитал: «Не верь жене и тормозам». Тут же, откуда ни возьмись, вынырнула, подрезав Максима, какая-то иномарка. Он резко ушел вправо и обнаружил практически перед собой женщину с огромным количеством больших и маленьких сумочек. Максим резко затормозил, и трехкилограммовый торт накрыл его с головой, как девятый вал.
Женщина, схватившись за ногу, уронила часть своих сумок. Максим, весь в торте, выскочил к ней из машины.
– Идиот! – тихо сказала женщина, не поднимая глаз и потирая ушибленную ногу.
– Меня подрезали, – извиняющимся тоном пробормотал он.
– Что с вами? – спросила она, обращая внимание на странный вид Максима.
– А что? А-а, это торт.
– Боб? – всматриваясь в Максима сквозь безе, спросила женщина.
– Кэт? – в свою очередь спросил Максим, и алая роза из заварного крема упала с его уха.
Ее звали Катя. Она жила в старом трехэтажном доме. Теперь такие не строят. Катя жила с дедом. Дед был старым как дом. С плоским, сморщенным фасадом. Если взять газету и хорошенько покомкать, а потом развернуть, получится точный портрет этого деда. Но лучше всего Максим помнил подъезд, лестницу, окна между пролетами, сквозь которые ничего нельзя было рассмотреть. Даже солнцу проще было пробиться сквозь толщу океана к поросшей водорослями древнегреческой амфоре на дне, чем сквозь это стекло к пустой бутылке портвейна «Агдам» на полу. Свет входил в парадную дверь. Вместе со светом в эту дверь, помимо жильцов, входили простые советские люди с простыми советскими желаниями. В основном желаний было два. Причем диаметрально противоположных: выпить и поссать. В этой борьбе противоположностей они находили единство.