- Саня! - удивленно окликнул меня Лаэрт, - У тебя чо такой нос белий?!
Все как по команде уставились на меня. Дети, все посмотрели на Сашу Волобуева! Волобуев, тебе стыдно?
- А у тебя он чего такой длинный? - огрызнулся я и мне сразу же стало неловко.
- А ты не знаишь? - радостно откликнулся Лаэрт, не обратив внимания на мое хамство, - Ко мне вчера на ринке один дамочка такой подходит и спрашиваит: "Молодой человек, а это правда, что у кого нос балшой, у того и там, - кивнул он себе на штаны, - тоже балшой? " Я говору: "Канэшна! " Гордо так гавару! А потом ее спрашиваю: "А правда, что если у женшины рот балшой, то и там тоже балшой? " Она сразу губы вот так сделал, - (он втянул щеки и изобразил губами куриную гузку) и говорит: "Eй, е не знею! "
Заржали так, что заглушили рокот ожившего двигателя. Зинка, не переставая давиться смехом, дотянулась до Лаэрта и ловко, по-кошачьи, съездила ему кулачком по шлему. Тот вскинул ладони: дескать, а чего такого? Я то-тут при чем? Потом вытащил из нарукавного кармана пачку "Орбита" и принялся всех угощать. Всучил пару подушечек и мне: "Бери-бери, уши меньше закладывать будет".
Момент взлета я пропустил, хоть и поглядывал поминутно в окошко, наполовину задернутое капроновой шторкой. Разбег "Антона" мне показался очень долгим, потом вдруг начало мягко, но ощутимо закладывать уши и я понял - летим.
Не знаю, то ли мозги в разреженной атмосфере начинают по-другому работать, то ли перепсиховал я в тот день, но у меня началось какое-то раздвоение сознания. Один я понимал, что такого со мной просто быть не может. Я - нормальный, рядовой обыватель, который аккуратно ходит на работу и не путешествует никуда дальше тещиного огорода. И такой человек не должен и не может находиться здесь, в тесной дюралевой каморке с двумя рядами круглых окошек, в компании молодых психов. А второй я меж тем остановившимся взглядом следил, как Сергей прицепил карабин моего вытяжного фала к тросу, как ребята неторопливо и обстоятельно готовились к прыжку. И невольно, как под гипнозом, я повторял все их действия. Вот Зинка тронула лямки, двинула подбородком вправо-влево, внимательно осматривая поблескивающие у нее на плечах замки отцепки. И я вслед за ней проделал то же самое, хоть на моем парашюте и замков-то таких не было. Витька подергал пряжку грудной перемычки - я машинально продублировал.
Мо Ася снял шлем и внимательно заглянул внутрь. Убедившись, что и это я добросовестно собезьянничал, китаец с совершенно серьезным видом постучал шлемом себя по лбу. Разумеется, стукнул себя по лбу и я - черт его знает, традиция у них такая, или что... Короче, стукнул. И чуть не подавился жвачкой от взрыва хохота - купили, сволочи!
Но мозги от этого почти встали на место. Внезапно дважды тявкнула сирена и загорелся желтый плафон над дверью. Сергей деловито открыл дверь, ухватившись за трос, высунулся наружу, глянул вниз - борода его бешено затрепетала. Глянул на меня, улыбнулся, показал знаком: поднимайся, мол. Что, у ж е?! Вмиг вспотели ладони, я судорожно вытер их о штаны и прерывисто вздохнул. До сих пор не могу понять, как мои ватные ноги умудрились распрямиться и донести меня до двери. А тут еще одна беда подоспела - ни с того, ни с сего взбунтовался кишечник, распираемый газами. Чертова физиология! Не хватало еще опозориться. Ведь бабахну сейчас так, что все окошки тут повышибает! Последними остатками самолюбия стискивая зубы и все остальное, я шагнул к двери.
Сергей ободряюще подмигнул мне и положил руку на плечо. Я попытался улыбнуться в ответ - только криво оскалился. Вот она, дверь. Приподнятый порожек в заклепках. А голова, как ни странно, вовсе не кружится. Высота совсем не такая, что из окна десятиэтажки. Спокойная и даже не очень-то и пугающая. Словно карта внизу расстелена. Даже притягивающая...
Елки зеленые, а ведь внизу, на земле людей мучает куча разных проблем нелады с любимыми, маленькая зарплата, грызня начальства. Там эти проблемы кажутся огромными, закрывающими собой весь белый свет. А отсюда, с высоты, перед открытой дверью, все эти невзгоды кажутся такими крошечными, что их просто не разглядеть... Я невольно приободрился и лихо выплюнул жвачку в дверь. Белый комочек долетел до обреза двери и исчез. Не упал вниз, не отлетел в сторону - просто исчез. И в тот же миг исчезла вся иллюзорная безмятежность там, за бортом - я просто физически ощутил и бешеный ветер, и сумасшедшую бездну, от которых меня отделял только тонкий слой дюраля.
И тут же неумолимо рявкнула сирена, зеленый плафон вспыхнул, словно глаз киношного Вия.
- Паш-шел! - гаркнул мне в ухо Сергей и хлопнул по плечу.
Нет!!! Словно могучая рука уперлась мне в грудь, отталкивая от двери. Сердце ломилось сквозь ребра. Я задыхался. Не мо-гу!!
- Ну! - бешеным весельем сверкнули глаза Сергея, - Давай, Саня!
Почти точно так же крикнул мне тогда Ленька... И, как в тот далекий день, не успел я уже ни подумать, ни зажмуриться - просто рванулся вперед. Налетевший ледяной поток ударил по ногам, подбросил их вверх, выбил слезы из глаз и слюну изо рта, размазал по лицу. Крутнулся горизонт, дыхание остановилось. И в тот момент, когда я понял, что мне пришел конец, все кончилось.
Оглушила тишина. Ветерок легко касался пылающих щек. Туго натянутые стропы контрабасными струнами тянулись вверх, к такому надежному, к такому красивому круглому куполу с тремя ровными щелями (в первый момент я обмер порвался?! И тут же вспомнил - нет, так и должно быть. ) Далеко внизу золотой сказкой сияла земля. И я был совсем один в пронзительно синем океане неба!
Внутри меня сорвался какой-то предохранитель и я заорал на все небо " О sole mio", которую не мог толком выучить тридцать лет назад в школьном хоре. А сейчас - откуда что и взялось, даже ни разу не сбился! Упоенный и обалдевший, я бездарно прошляпил момент приземления - земля налетела откуда-то сбоку, грубыми мазками мелькнули перед глазами поздние ромашки, ощутимо садануло по ступням, по боку, ударил в нос тревожный запах полыни. Купол протащил меня пару шагов и погас.
Нервно похохатывая, я поднялся (коленом раздавил сухую коровью лепешку - плевать! ) и дрожащими пальцами расстегнул карабины. Кое-как собрал парашют, запихал его в переносную сумку и сел на нее, мягко-пузатую, теплую. Смог. Сумел ведь, а? Сумел.
Особенно вкусно курилась сигарета, возбуждение потихоньку спадало, и все равно было здорово. По какой-то странной ассоциации все это напомнило мне первый любовный акт. Боишься, трясешься, ждешь чего-то невероятного, а вот случилось - и вроде ничего такого особенного. Хотя и приятно, и здорово, но ничего такого сверхъестественного, любой сможет. И в то же время сладкое чувство приобщенности к п о з н а в ш и м.
Так я сидел на мягкой сумке, со вкусом покуривал, осеннее солнышко пригревало мою лысинку, а надо мной плавали в синеве разноцветные "матрасы" спортивных куполов. И я с тихой гордостью думал, что потом в жизни будет много всякого. Скорее всего, плохого будет больше, чем хорошего. Но все равно, эти вот минуты у меня никто не отнимет.
На пункте сбора ребята встретили меня одобрительными воплями и хлопаньем по спине. Это я телепался с парашютом на горбу через все поле, а они на своих "матрасах" подлетели сюда, как ласточки. Ну и пусть. Мой "дуб" - тоже парашют классный.