На дорогу ушла куча времени, народа было не так много внутри вагонов метро, так что даже отдохнуть удалось, зато у вокзала уже была толпа. Мой номер ячейки удобно располагался в закутке, где я из багажа отобрала необходимые мне вещи, переложила во второй карман рюкзака, а остальной багаж отправился в карман-хранилище рюкзака. Легкой и упругой походкой, со слегка заполненным за плечами рюкзаком я поскакала вновь в метро до площади Революции. Там, на Кузнецком мосту, за Большим театром, помню, была неплохая парикмахерская. Мне повезло, мастера были свободны, и парень постриг меня очень коротко и стильно. Стрижка мне понравилась сразу, а вот маникюршу я озадачила пока необычной для неё формой квадратных ногтей и отказом от перламутра, применяемого повсеместно сейчас. Мастера были молодыми, наверное, обучение проходили, за свои услуги взяли по минимуму, так что я даже педикюр сделала. Из парикмахерской я выходила уверенной в своей неотразимости и бренчала мелочью в своём кошельке. Время поджимало, опаздывать совсем не хотелось. Поплутать еще пришлось, отыскивая нужный мне выход из метро на Пушкинской, но я успела вовремя.
Катерина переоделась, и я с трудом её узнала, но и она не сразу обратила на меня внимание, искала глазами девушку с багажом, а тут легкий рюкзачок, да стрижка дизайнерская.
Потопали по Горького в сторону Белорусского вокзала, по дороге она предупредила, что познакомит с родителями, а потом они отлучатся, так что время у меня будет на осмотр сестрички. Под широкой аркой вошли внутрь двора и зашли в старинный подъезд. Древний лифт, скрепя, поднимал нас вверх.
– Кать, в похожем доме где-то здесь жил Лемешев, вроде бы.
– А ты откуда знаешь? Вроде бы молодая для лемешистки.
– Да Андрюша Кудрявцев, пасынок Лемешева, как-то встретил на улице сослуживца по Новосибирску, в гости пригласил своего знакомого, а я с ним была, так что и меня прихватили. Потом пришла Вера Николаевна, мать Андрюши, вдова Лемешева, так что и её видела.
– Так наша квартира под ними располагается, всё, приехали, проходи.
– Вот это замечательно, а то уж думала, что стесню сильно.
В просторной прихожей нас встретили родители Кати, видно им она обо мне не сообщила ничего, так как изумление от моей юной мордахи на их лицах было сильным. После знакомства они извинились, что вынуждены отлучиться и ушли.
Мне выдали гостевые тапки и отправили мыть руки.
– Кать, мне кофе сладкий и бутерброд, а лучше два, – по дороге в туалет кричала я.
На кухне меня уже ждали кофе, коляска с девчонкой и Катерина.
– Привет, дитеныш, меня Марой зовут, а тебя как?
– Я, Надежда, я – инвалид.
– Ну да, ну да, нравится разъезжать по квартире? Вот сейчас перекушу и тобой займусь, а пока ножки покажи, зачем прячешь?
Коляска резво развернулась и покатилась из кухни. Катя бросилась вслед за сестрой, уговаривая и успокаивая возмущенную Надежду. Спустя время, Катя вернулась очень на меня сердитой, но упреков не последовало. С угощением я закончила, пора приступать.
– Пошли к Надежде.
В комнате у девочки кроме специальной кровати висели кольца, перекладина с механизмами подъема, стол, к которому приткнулась коляска, спиной к нам.
– Кать, оставь нас.
Поза девочки не изменилась, но напряжение в воздухе висело. Надя прислушивалась, но не поворачивалась.
– Надя, мне надо знать, ты ощущаешь себя взрослым человеком или ребенком? Пожалуйста, ответь.
– Я – взрослый человек и не позволю себе хамить, – раздался почти спокойный голос.
– Это замечательно, развернись, для тебя разговор станет интересным. Твоей спине я ничего не стану предлагать. Не развернешься, значит, ещё не выросла.
– Не берите меня на слабо, я – взрослая, слушаю.
– Я предположительно смогу тебе помочь попрощаться с коляской, поэтому, как взрослый человек, ты сама должна принять решение, получить мою помощь или нет. Конкретно от тебя я должна услышать просьбу об исцелении. Я должна услышать твоё желание избавиться от недуга. Может, тебя всё устраивает, а навязывать взрослому человеку ненужное ему исцеление я не могу. Решай. У тебя есть пять минут, я выйду пока. Думай.