Выбрать главу

Свои и чужие. Почему я называю нашими одних, а работаю на других? Запах победителей и запах побежденных. Или это не запах, а манера двигаться? Я обращаю внимание на вещи, которые, кажется, обычные люди не видят и не придают им значения. Лорд становится все более порывистым, энергичным, Дамблдор - все более рассеянным, как будто погруженным в воду, настолько его движения потеряли резкость, раньше он таким не был. Нет, все-таки запах, его вкус одинаков для всех живых существ, для крыс и людей - точно. Но от крысы-победителя пахнет кровью: чужой и чуть-чуть - своей, потому что даже победитель всегда до крови искусан. Волшебники так пахнуть не могут, почему я его чувствую? Ведь заклинания бескровны, даже смертельное. Впрочем, слышал обрывки истории о том, почему Снейпа взяли, не дав даже окончить школу - он принес Лорду новое убийственное заклинание, очень кровавое как раз. Лорд сказал, что это - слишком по-маггловски, но ради такого простит происхождение. Может быть, Пожиратели Смерти теперь пользуются им?

* * *

Один из подслушанных разговоров заставляет меня испытать почти панический ужас.

- Ты что, не видишь, Альбус, у нас завелась крыса. Слишком много смертей.

Крыса в этот момент прячется под шкафом, и думает только о том, чтобы выбраться отсюда.

Дамблдор отвечает что-то успокаивающее, мое сердце мечется по грудной клетке и оглушительно, как мне кажется, стучит. Я уже не надеюсь выбраться живым. Сейчас Моуди уйдет - и конец. Иллюзий насчет доброго дедушки я больше не питаю. Одного предателя Дамблдор уже вычислил, ему было предложено не утруждать товарищей и выпить яд самому. Согласился. Никто, кроме меня, не узнал об этом, самое смешное, что исчезновение Диборна тоже считается последствием предательства. Выдыхаю. Прошла всего неделя с этого исчезновения, Дамблдор будет думать, что крысу уже убрал, но теперь мне до смерти хочется убрать слишком близко подобравшегося к правде аврора.

- Он тебе как будто на хвост наступил, - говорит Лорд и разворачивает меня спиной, чтобы рассмотреть несуществующий сейчас хвост. - Нереально, он положит мне кучу людей, если ты не придумаешь чего-нибудь особенного.

Я дергаюсь, услышав слово «хвост». Так называют меня школьные друзья.

- Не нравится? - Лорд всегда ловит такие вещи, я знаю, что моя реакция взята на заметку.

- У нас всех были хвосты.

* * *

Как ни странно, первой со мной заговаривает о пророчестве Беллатрикс Лестрейнж, только само это слово она не произносит. В это время я уже бываю на некоторых нерабочих мероприятиях, на этот раз - поздний ужин после одной из операций. Мы сидим рядом, и ее вопрос выглядел бы попыткой поддержать светскую беседу, если бы здесь вообще такое водилось.

- Говорят, орденские вовсю рожают детишек? Думают, война настолько затянется, что понадобится пополнять ряды таким образом? Много у вас младенцев?

Вслед за этим странным вопросом устанавливается напряженная тишина. Мой ответ так интересен всем? Смотрю на Лорда, но его лицо непроницаемо.

- Есть несколько: штук пять у Уизли и двое совсем мелких у Поттеров и Лонгботтомов родились в один день, но…

- Тридцать первого июля, думаю, - прерывает Долохов затянувшуюся паузу, - я прав?

Не знаю, что и ответить - я помню даты рождений своих друзей, отмечая их много лет подряд, но не их детей, естественно. Где-то в середине лета, что двое в один день, запомнилось, какое было число - нет.

- Узнай поточнее, Питер, не привлекая к этому никакого внимания, совсем никакого, никаких прямых вопросов. Интересующие нас даты впереди, просто отнесись внимательно к этой информации, важно не только то, когда будут праздновать, но и когда дети родились на самом деле.

Приказы Лорда не обсуждают, их выполняют.

Прокручиваю в голове разговор и вижу только, что за ним стоит что-то важное, известное всем, кроме меня. Еще по некоторым нюансам видно, что Лорд занимается этим неохотно, но все считают чрезвычайно важным и настаивают, особенно Беллатрикс, чем-то тема детей в Ордене ее особенно беспокоит. Боится, что ей прикажут родить для паритета? Усмехаюсь, такое никому не придет в голову - она очень настойчиво завоевывала право быть наравне с мужчинами, взвивалась на дыбы от одного только намека на предположение, что ей можно сделать скидку на ее пол. Судя по разговорам после операций, она в ней и не нуждалась - вот уж у кого руки бывали по локоть в крови в самом прямом смысле.