Легостаев Андрей
Хонсепсия
Андрей Легостаев
Хонсепсия
"Не нужно делать с большим то, что можно сделать
с меньшим".
Уильям Оккам.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. БЕГЛЕЦ. *
"Напрасно осыпал я жертвенник цветами,
Напрасно фимиам курил пред алтарями".
Альбий Тибулл.
Глава первая.
Извилистое ущелье было еще и столь узким, что два всадника с трудом разъехались бы здесь. Многотонные глыбы нависали над головой, грозя сорваться на наглеца, осмелившегося нарушить их предвечерний покой безумным ржанием коня и грохотом копыт. Хотя до полной темноты было еще далеко, здесь, в этом мрачном естественном туннеле, казалось, что уже почти ночь.
Конь хрипел от усталости и страха, но не от ноши - седок, казалось, ничего не весил; он вытянулся вперед, словно желая обогнать собственного коня, лишь опустил ниже лицо, предохраняя единственный глаз от ветвей иногда встречающегося у обочины тропы довольно густого кустарника.
По такой тропе лучше всего идти неспешно, ведя коня за собой и распевая задушевные строфы, а не мчаться, рискуя свернуть шею, словно за тобой гонится сама смерть. Впрочем, так оно и было: за всадником в монашеской одежде гналась погибель в виде отряда хорошо вооруженных, и умеющих пользоваться этим оружием, бойцов.
Дорога неуклонно поднималась все выше и выше, вихляя меж нагромождений валунов, словно уводя всадника к небесам, в гости к самому Богу. Куда на самом деле ведет эта горная дорога, седок не знал. Не к какой-то определенной цели торопил он разгоряченного днем скачки коня - он бежал. Бежал от неминуемой смерти. Когда по твоим следам спущена свора обученных, не привыкших рассуждать убийц, ты обречен. Всадник усмехнулся этой мысли, в очередной раз, поворачивая коня. Он хотел бы мчаться еще быстрее, но боялся, что животное в этом хаосе камней сломает ногу - и тогда он точно сгинет в этих безлюдных горах, куда его загнали охотники, долгое время сжимавшие кольцо, загнавшие его из благословенной Тулузы в это преддверие ада. Но их ловитва не окончится сегодня, нет, не дождетесь!
Ущелье за очередным поворотом резко оборвалось, обессиливающее солнце ударило беглеца по глазам. Повинуясь своему внутреннему, почти звериному чутью, многажды выводившему из всевозможных капканов, он изо всех сил натянул поводья, заваливая коня на бок.
Нет, мчаться по такой дороге может только безумец! Но кто знает, сколько у него осталось времени, может, преследователи в каком-то лье от него и приближаются к мрачному ущелью...
Беглец быстро отскочил от коня, чтобы не придавило. Интуиция вновь не подвела его - тропа резко уходила вправо, серпантином убегая вверх, и теряясь за очередной скалой. Прямо перед ним распростерлась пропасть. Каких-то несколько шагов и он вместе с конем (случайным конем, не своим, но с которым провел целый день безумной скачки) полетел бы вниз. Человек подошел к краю и присвистнул, сбросил ногой несколько камешков - они радостно устремились вниз. Высота обрыва, на котором он стоял, была ярдов пятьдесят, а, может быть, и все сто.
Конь за его спиной с шумом встал, он тяжело дышал. Беглец обернулся, оглядывая склон и дорогу, но снова перевел взгляд на коня. Что-то ему не понравилось в позе животного. Он подошел, проверил: жеребец действительно подвернул переднюю левую ногу и теперь хромал. Беглец сел на ближайший камень и закрыл лицо грязными ладонями, словно не желая видеть окружающий мир, которому не было дела до его напастей.
- Весело! - наконец произнес он окружающим камням, хотя веселья не было и в помине.
Конь хлопал глазами, словно понимая свою вину.
Взгляд беглеца остановился на веревке, притороченной к седлу, раньше он не обращал на нее внимания, не до того было.
Из ущелья, еще издалека, послышался какой-то звук. Преследователи?.. Значит, они подобрались гораздо ближе, чем он ожидал. Разговор будет коротким, им нужно только одно - его смерть. Под монашеской рясой скрывался длинный прочный кинжал, но что он против дюжины мечей?
Решение пришло сразу, и беглец встал, привыкший повиноваться первому порыву, который впоследствии всегда оказывался единственно верным, несмотря на всю кажущуюся поначалу абсурдность. Он отвязал моток веревки от седла, развернул коня к пропасти и, что есть силы, ударил по крупу животного. Раненный, обессиленный конь не желал делать роковой шаг, пришлось подтолкнуть.
Когда громыханье падения и предсмертное ржанье утихли, беглец подошел к краю обрыва, всмотрелся вниз. Он понимал, что каждое мгновение на счету: от всадников не убежишь по этой тропе, а на отвесную скалу, что громоздится шагах в десяти от тропы, не заберешься.
Наконец, он разглядел внизу труп погибшего жеребца. Вернее, из-за камней был виден только живот и задние ноги животного. То, что и необходимо.
Беглец критически осмотрел следы на каменистой тропе и удовлетворенно кивнул. Подумал несколько мгновений и сорвал с головы всем известную красную повязку с толстыми меховыми наушниками по бокам, наглухо закрывавшую раны - уши у него были отрезаны лет десять тому назад. Он разорвал повязку в месте сшива и кинул ее у самого обрыва, чтобы сразу бросалась в глаза.
Затем, не мешкая, бросился вверх по тропе, к притулившемуся на самом краю обрыва ярдах в двенадцати от выхода из ущелья невесть как здесь выросшему ореховому дереву. Споро привязал секретным узлом веревку к дереву у самой земли, второй конец обмотал у себя на поясе. Сбросил вниз веревку и прикрыл камушками узел, чтобы не видно было с дороги. Потом он сел на край обрыва, набрал полную грудь воздуха, словно собирался протаранить многоярдовую толщу морской воды, и быстро стал спускаться вниз.
На вид веревка, которой он вверил свою жизнь, казалась прочной, не менее десятка ярдов длиной, наверняка предназначена для того, чтобы вязать пленных. Стена же обрыва, к вящей досаде беглеца, была гладкой, словно в базилике - ни выступа, ни трещины, куда можно поставить ногу.
Наверху послышались голоса. Человек над пропастью замер, прекратив спуск, хотя веревка в его руках еще не кончилась, спускалась петлей вниз, привязанная к поясу. Там, у выхода из ущелья, всадники спешились. Замерший под обрывом человек напряг слух, но слов разобрать не мог.
Его повязку нашли, разглядели внизу труп лошади. С обрыва полетел вниз камушек, сброшенный ногой одного из преследователей. Они решали, что делать дальше: убираться восвояси, представив в доказательство хозяину повязку, или же поискать спуск, найти труп и отрезать голову для предъявления, как было велено. Нетерпеливо ржали кони. Кто-то пошел вдоль обрыва, насвистывая бравурный мотивчик.
Беглецу хотелось слиться со стеной, временно превратиться в неразличимую фреску на серовато-бурой стене.
- Что ты думаешь, Гюи? - раздался голос над головой висевшего на веревке человека. - Возвращаемся?
- Нет, - после паузы послышался ответ.
Мимо беглеца пролетела сброшенная вниз веточка - "Господи, если ты есть, не дай ему проследить за ней взглядом!" - взмолился повисший на веревке человек. Он взмолился просто так, не обращаясь конкретно ни к какому богу, поскольку знал, что Бог совсем не такой, каким его представляют себе христиане, иудеи или мусульмане. Он знал, что Бог есть, но какой - не ведал. К этому неведомому он и обращался.
Впрочем, без особой страстности - чему быть, того не миновать.
- Возвращаться бессмысленно, не успеем в деревню да темноты, произнес голос наверху, видимо, старшего отряда. - Да и не все кончилось, это может быть его уловкой... Едем до замка, он мог отправиться туда пешком.
- А в ущелье он не мог притаиться за каким-нибудь валуном?
- Скорее всего, он валяется там, внизу, - голоса стали слышны чуть хуже, видно собеседники отошли от дерева. - Но лучше довести дело до конца и проверить всю дорогу. К тому же, куда приятнее переночевать в замке, а не среди этих скал. По доброму глотку вина, полагаю, мы сегодня заслужили.