Пытаясь достичь определенности, решила намазать виски маслом шалфея, но перепутала пузырьки и стала втирать в кожу жидкость для снятия лака. Ну, знаете ли, я прозрела… Больше — никогда. Никогда, блин, больше.
А собственно, как дело было.
Подруга сказала, что нам нужно расслабиться, поэтому поедем к байкерам. И мы поехали. Но я, конечно, так просто не могла, поэтому надела дивное белое платье в стиле ампир, носочки в сеточку и вышитые туфельки. Розу в лапки и вперед. И вот стою я в этаком райском виде посреди огромного двора, заваленного железом, под взглядами Ночных Волков и понимаю, что более нелепого зрелища придумать нельзя. Осталось опустить глаза, задрать подбородок и, подобрав юбку, подняться по крутой лестнице в кабак. Мероприятие называлось «день рождения бывшего любовника», поэтому в его аромате присутствовал оттенок пепла, нота горечи и легкий шлейф дерьма: милый отяжелел, опьянел до неприличия быстро и в середине вечеринки что-то шумно поимел в кустах.
А прежде был он тонким и длинноволосым. Впрочем, все «они были смуглыми и золотоглазыми» тогда, на Арбате девяностых годов, те юные марсиане, с которыми мне нравилось спать. Этот напоминал Джона Грея из книжки Аксенова «Мой дедушка — памятник», любимую сексуальную фантазию моего детства (а до него я хотела Верлиоку). Басист, и этим все сказано. Я тогда пришла к «Бисквитам» двадцать восьмого июня отметить год после того, как Тот, Другой милый, забрал мое сердце прямо на этом месте. «Лисичка всю жизнь лижет камни, на которые однажды пролилась ее кровь», горестно думала я, решив ради праздника трахнуть завсегдатая тех мест Собаку. Собаке стукнуло тридцать, был он хайрат, попилен и богато оснащен феньками. Ну и высокий, как я люблю. И вот я совсем уж было собралась позавтракать, как появился ОН: русые волосы, красная бандана, рост 2.11, тощий, и походка как у негра. Осмотрелся и, картинно опустив темные очки, послал мне невозможный синий взгляд, после чего надел очки на место. На нос то есть. Потом мы взялись за руки и пошли покупать «беломор». Эту ночь провели вместе у Собаки, а утром он сказал, что завтра едет в Крым и хотел бы увидеть меня там. Найти его просто: приезжаешь в Морское, ищешь персиковый сад, а там спрашиваешь, где тут хиппи. По-моему, ошибиться невозможно. И дня через три я поехала. До Алушты, потом по осыпающемуся серпантину на такси до Морского, сад, оказывается, за зиму спилили, но хиппи были на месте, и мы встретились. Дальше с нами случалось всякое, любви не получилось, потому что свежи были раны, оставленные предыдущим товарищем, но какая-то близость все-таки произошла, и вот теперь я пришла поздравить его с днем рождения.
Да, в неуместно белом платье. От смущения нажралась водки, как гренадер, и полезла с каким-то байкером на вышку, чтобы «осмотреть окрестности». Так у них это называется. Мою честь спасло только то, что на самой верхней площадке какая-то парочка уже вовсю осматривалась, причем, судя по звукам, они как раз изучали самое топкое место. Я же спустилась оттуда практически без ущерба, и через какое-то время меня унесли домой.
Пытаясь открыть дверь подъезда, промахнулась мимо ручки и чуть не завалилась на спину. «Как в Маппет-шоу, — подумала я, — где все зелененькие». И долго смеялась.
Утром пришла к выводу, что бывший любовник отличается от мертвого любовника только количеством роз, которые приносишь ему в день рождения, — бывшему одну, мертвому две. А в остальном все так же: прийти, посмотреть, вздохнуть грустно и уйти.
Да, увидела живого Хирурга — милый такой, с прелестной косичкой, курточка раздута как голубиная грудь. И важный до ужаса.
За мной никогда никто не ухаживал, кроме одного, который исправно делал это три с половиной месяца, а потом, как положено, овладел и женился. А остальные — ни одного дня буквально. По единственной причине — не успевали. Потому как если мужчина не нравится (а таких девяносто девять процентов), то я к нему и близко не подойду, отошлю мгновенно, а если подойду по нужде, то у него все равно никаких шансов, пусть даже осада произойдет по всем правилам. А вот если понравился, то времени на размышление и ухаживание не оставляю, а сразу начинаю озираться в поисках любовного ложа. Как котенок, учуявший миску с молоком, «вижу цель — не вижу препятствий», иду к нему напролом. И потом ужасно жалею, что не было сначала длительных переглядываний, осторожных переплетений кончиками пальцев, томительных телефонных разговоров, первого поцелуя, за которым следует двухдневная пауза, а не сразу минет. Аккуратное объятие, дерзкое прикосновение к колену, совсем уж недопустимые пальцы на границе чулка и кожи. Сними только кофточку, я просто посмотрю, ничего не будет, это массаж, только рукой, пожалуйста, пожалуйста… Нет, блин, хищная птичка еле успевает дотащить объект до укрытия и даже без долгого предварительного взгляда в глаза скидывает с себя одежду и крепко обнимает жертву ногами. Вот это задыхающееся «после переговорим» из «Дона Гуана», просмотренного во младенчестве, испортило неокрепшую детскую психику. Все — потом. Потом будем думать о последствиях, потом ты расскажешь, чем занимаешься, потом выясним, что у нас много общего. И только совсем-совсем потом начнутся романтические прогулки: взгляды, пальцы, разговоры, поцелуи, см. выше. Но уже не так трепетно, как хотелось бы. И каждый раз, буквально каждый раз я обещала себе, что уж следующий-то у меня попляшет, вот уж он-то с цветами под фонарем настоится, вот уж намастурбируется, мечтая, и прочая романтика полной ложкой. А потом появлялся этот следующий и — скорей, я сейчас умру, ничего не бойся, не уходи, не уходи… Ну что за проклятая жизнь.