На самом деле он хотел убить двух зайцев: еще с утра жена просила его купить нерафинированного масла, пожарить переданную родственниками из деревни рыбу.
Прочихавшись, Бодюл присел и, отстранено глядя в окно, спросил:
— Зачем?
— Золотишко, — душевно выдохнул Воронин, присев на край дивана. — Все оно, проклятое. Покоя нам не дает…
Рошка с Лоринковым заулыбались и дружно покивали головами.
— И не будет вам покоя. Никогда. Проклянет вас это золото, — сказал Бодюл.
— Ты это, старик, — поморщился Лоринков, — не изображай друида на стене гибнущего замка. Не надо про злой рок и проклятье денег. Про огненных драконов мести тоже не надо. Где деньги, лучше скажи.
— Клоун, — злобно затрясся Бодюл, — паяц! Сопляк!
— Ну да, да, — раздраженно поторопил его журналист, — и еще хуже, чем клоун, только это неважно. Деньги. Где деньги?
— Не скажу, — хрипло ответил Бодюл.
Лоринков отошел и взглянул на Рошку. Из угла комнаты за всеми ними наблюдал отец Юрия.
— Старик, — ласково попросил Юрий Бодюла, — раскрой рот.
Мертвец нехотя подчинился, и Рошка сунул ему в рот записку с магическим заклинанием.
— А теперь, — заговорил Рошка, — ответь. Где золото?
Бодюл помолчал, но заклинание оказалось сильнее.
— В подвале, — нехотя разлепил он рот.
— В каком? — настойчиво склонился над ним Юрий.
— В обычном. Под землей.
— Да он шутник, — улыбнулся Воронин.
— В каком подвале, старик, где этот подвал? — взял Юрий за подбородок покойника.
— Подвал под зданием правительства. Все ходы, кроме одного, туда замурованы.
— Где этот единственный лаз?
— В моем кабинете, — ответил Бодюл.
— Так. Проясним ситуацию, — стал рассуждать Воронин, — он говорит, что ход есть в здании правительства, в его кабинете. А при нем правительство было…
— В здании, где сейчас ваш офис находится, — договорил за Воронина Лоринков. — Причем его кабинет вашим стал.
— На золоте сидели, — по-доброму улыбнулся Рошка, — и знать ничего не знали.
— Да, — с сожалением вздохнул Воронин, — есть такое…Ну, и последнее, старик. Где конкретно ход?
— За говорящим портретом.
— Это еще что за хрень? — тяжело дыша, спросил Лоринков.
Журналиста мучил приступ одышки.
— Говорящий портрет — это целая история, — ответил, наконец, Бодюл.
— Рассказывай, — потребовал Воронин, — только быстрее!
Говорящий портрет когда-то был агентом службы национальной безопасности Молдовы. Не Службы информации и безопасности, нет. Служба национальной безопасности была строго засекречена, и о ней знали только три человека в государстве — президент, спикер парламента и премьер-министр. Создана эта Служба была еще в советские времена по приказу первого секретаря ЦК МССР Бодюла. Начиналось все так…
Ранним утром первый секретарь Бодюл встал из-за своего рабочего стола, чтобы немного потянуться и сделать гимнастику для рук — пятнадцать вращений вперед, пятнадцать — назад. Первый секретарь был доволен. Дела шли хорошо.
Гостиница, выстроенная специально к приезду в республику Леонида Ильича Брежнева, не рухнула (вопреки прогнозам специалистов) в день встречи, урожай винограда выдался в этом году небывалый, и колокольню у Арки Победы снесли, чтобы выстроить там эстетичный и гигиеничный фонтан.
В нем по утрам купались голуби, и, любуясь мокрыми птицами, первый секретарь часто думал, что поступил правильно, отдав приказ разрушить колокольню. Позже потомки осудили это решение. Но не голуби. Птички, расхаживая в 2001 году у колокольни, вновь выстроенной на месте разрушенного фонтана, тосковали по воде и нежным взглядам Бодюла из кабинета в здании напротив. В отместку голуби даже загадили вновь отстроенную колокольню.
Но тогда фонтан еще был, и, несомненно, одним своим видом повышал тонус первого секретаря Молдавии, вставшего из-за рабочего стола поразмяться.
На столе лежало несколько бумаг, придавленных пепельницей в виде головы Владимира Ильича Ленина. Первый секретарь Бодюл знал, что грозит ему, если пепельницу кто-то увидит, но не мог отказать себе в удовольствии стряхнуть немного пепла (ради этого он даже начал курить) в специально вывернутую ушную раковину вождя. Тем более, что сам Брежнев рассказывал Бодюлу о том, что на одной из подмосковных дач у него есть унитаз, стилизованный под широко открывшего рот Никиту Хрущева. Когда Леонид Ильич, сделав свое дело, дергал за ручку бачка, унитаз издавал шипение и что-то невнятно бормотал о развенчании культа личности.
Секретарь делал наклоны и немного кряхтел. Дело в том, что роста он был невысокого, потому заказывал себе специальные туфли на восемнадцатисантиметровой подошве. Соответственно, и до пола никогда не мог достать. В комнату на цыпочках вошел было помощник, но, увидев, что первый секретарь занят гимнастикой, так же тихо удалился.
Внезапно первый секретарь резко выпрямился. Где-то в шкафу, как ему показалось, зазвучал колокольный перезвон. Дин дон, дин дон, — слышалось первому секретарю ЦК Молдавии.
— Странно, — подумал он и подбежал к окну. Но нет, по-прежнему журчала вода фонтана, кружились над ним голуби и робкие малыши зачарованно глядели на мелочь, брошенную в воду иностранными туристами. Странно, очень странно — еще раз подумал первый секретарь, — потому что если колокольни уже нет, то что же так настойчиво звонит в его кабинете? Постепенно, однако, звон стих.
Не иначе как послышалось, — решил первый секретарь и вернулся к рабочему столу. Внезапно колокола снова зазвонили. Дин дон, дин дон…
Секретарь подбежал к двери кабинета и заорал, что было мочи, помощнику, чтобы тот немедленно зашел. Однако, когда молодой человек прислушался, по просьбе первого секретаря, то ничего не услышал.
Переутомление. Так и есть. Пора отдыхать — пришел к заключению первый секретарь. И вдруг колокола зазвонили с такой силой, что бронзовый лоб пепельницы — Ленина поморщился.
— А ты-то чего кривишься, ты-то чего?! — закричал, вне себя, первый секретарь на вождя мировой революции. — Святотатец, безбожник — рушим тут из-за тебя все эти церкви поганые, а потом — расплата!
Первый секретарь разозлился на Ленина не на шутку. Но пепельница-голова не отвечала — лишь дымок от не до конца потушенной сигареты «Дойна» с ухмылкой вился над ее лысиной.
Первый секретарь не сомневался, что это расплата — ведь, как и все воинствующие атеисты, он в глубине души был очень верующим человеком и даже носил на лодыжке цепочку с крестиком. И вот сейчас — дин дон, дин дон, — звучали в подстриженных ушах секретаря колокола разрушенной по его приказу колокольни.
Секретарь вздрогнул, выругался — чего вообще-то не любил, и прикурил новую сигарету от не затушенного бычка. Колокола зазвучали поглуше. Что делать?
Обращаться к спиритам, магам, колдунам и церковникам? Но он же — первый секретарь ЦК, коммунист. Не поймут. Врачи? Нет — тогда конкуренты оживятся, и упекут тебя, секретарь в сумасшедший дом, и будешь ты там с санитарами резвиться. Необходимо что-то срочно предпринять. Самому.
Подумав еще несколько минут, первый секретарь набрал номер председателя Комитета Государственной Безопасности МССР и попросил выделить для себя самого лучшего сотрудника. Именно он и стал позже «Говорящим портретом», но об этом — чуть позже.
Первый секретарь сразу же огорошил нового сотрудника следующим заявлением — решено создать Службу национальной безопасности. В составе одного человека. Он будет решать самые важные и острые проблемы, встающие перед руководством республики.
— Этой чести удостоены вы, товарищ, — сказал первый секретарь, чутко приобняв агента за плечи, — смотрите, не подведите.
Тут же, в кабинете, стоя на коленях, ошарашенный агент принес присягу на верность первому секретарю ЦК МССР. Он присягал на бронзовой пепельнице — голове Ленина, Библии и золотом крестике, поспешно снятом первым секретарем с лодыжки. Он дал клятву унести с собой в могилу тайну, о которой намеревался рассказать ему первый секретарь. И ужаснулся, узнав ее…