Вероятно, это был самый последний из его преемников. Из множества преемников.
Мари сознавала, что в действительно прожитой ею жизни, в детстве они с этим мальчиком не были ровесниками. И, конечно, он ей незнаком. Со временем в Хоразине случаются подобные каверзы.
Все они в молчании пересекли кладбище, прошли мимо деревьев с висящими и громыхающими на ветру костями, к месту со стоячими камнями и каменным алтарём. Там Старейшина снял свою мантию, положил её на алтарь и остался обнажённым, за исключением кожаной набедренной повязки. Мари оставалась, в чём была. Несомненно, её одежда придёт в негодность, но это неважно. Назад она не не вернётся. Это девушка отлично понимала.
Переложив посох в левую руку, правой Старейшина Авраам взял мальчика за руку. В свой черёд, мальчик взял за руку Мари-которую-звали-по-иному и, пока Брат Азраил завёл медленный напев, призывая Таящихся Внизу Богов, они трое — Старейшина, мальчик и Мари — погрузились в землю и почва сомкнулась над ними, как зыбучие пески. Голос Брата ещё долго сопровождал их. Страха девушка не ощущала. Она изведала слишком много чудесного, чтобы удивляться, что они как-то умудряются дышать или не дышат вовсе, даже когда мальчик вёл их и все трое плыли, рука об руку, всё ниже и ниже во тьму, пока их не окружили стаей любопытных рыб усопшие поколения и Мари вновь встретилась с отцом и матерью, и даже со своим братом Джоном, который, как она знала, дожил до семидесяти четырёх, пока в 1917 году его не лягнул в лицо мул. Это было глубокое и сладостное воссоединение, пока они пытались поделиться всей своей жизнью, всеми мечтами и даже смеялись, но затем опечалились и девушка поняла, что ей следует двигаться дальше.
Они вновь направились вглубь, пока из недр земных не поднялись и не закишели вокруг твари, смахивающие на китов-скелетов. Ниже, пока сама плотность материи не истончилась, как дым, и Мари увидела звёзды и расстилающийся за ними мрак. Впереди смутно вырисовывались образы, голосами раскатистее грома изрекающие слова, что не смог бы вымолвить ни один человеческий язык, и они возглашали её тайное имя.
Старейшина и мальчик — по имени Джерри, а, вообще-то, Иеровоам — не могли двигаться дальше. Остаток путешествия ей предстояло проделать в одиночестве. Мари распрощалась с ними. И напоследок Старейшина молвил ей, от мудрости тысячи прожитых лет:
— Всё это было только вызреванием. Оно почти завершилось. Ступай.
Все эти неизбежные вещи. Всё, чего она лишилась.
Потом её глаза прозрели полностью, разум прояснился и девушка вспомнила, но не так, словно пробуждаясь, а будто бы заново проживая это прямо сейчас: когда ей исполнилось тринадцать, родители ночью увели её из дома и обнажённой уложили на каменный алтарь, словно овцу на заклание. Там были и Старейшина Авраам с Братом Азраилом, и многие прочие, тянущие напев, пока гром не заглушил их голоса и полоса света не протянулась с небес до самой неизмеримой бездны, к которой она теперь подступила вплотную и куда за ней не мог последовать даже Старейшина Авраам. Оно коснулось её нутра, заполнило и обожгло. Мари закричала. Разрыдалась. Изо всех сил попыталась вырваться. Но её крепко держали.
— Прими! — взывали к ней отец и мать. — Прими это пламя в себя.
Сейчас от родительской любви к ней не осталось ни капли. В тот последний День Благодарения они её любили. Теперь же их лица и сердца очерствели, словно Мари превратилась в вещь — будто и она вправду овца, которую следовало забить и сделать это очень даже обыденно.
Пылающая и разъярённая, она вырвалась и скрылась, чтобы больше столетия бродить по холмам окрест Хоразина.
Но даже это оказалось всего лишь частью процесса. Вызревания. Ныне же она приступила к завершению своей великой миссии, в своём королевстве, воцарившись там, как королева.
Всё это правда. Так говорится в пророческих книгах, которые брат Азраил держит под замком в задней части хоразинской универсальной лавки. Там записано иное имя Мари, но не человеческой рукой и не на человеческом языке. Описано Вызревание. И поэтому мы чтим её, как Царицу Небесную и Матерь Тех, Кто Грядёт.