Вновь разверзся космос и мы рухнули туда, кружась и кружась в великом вихре пустоты, думаю, тысячу лет или миллион, или всё время целиком, пока я слышал далёкий и слабый, бьющийся и пульсирующий рокот — голос первичного хаоса, что называют Азатотом.
Во всём этом не было никакой морали, добра или зла, правильного или неправильного. Эти вещи были. Они просто есть и пребудут.
Прочие схожие понятия я оставил позади, отказавшись от своей человечности.
Вот эта история. Дядюшка разгуливает по верхушкам деревьев. И я тоже. Он и его сотоварищи теперь поклоняются мне, потому что я прошёл гораздо дальше, чем даже они сами. Для них я подобен богу.
Здесь нет Джорама. Здесь нет Зинаса. Нет ни Старейшины Авраама или Брата Азраила, хотя они ощущают моё присутствие и мы беседуем.
Я вернулся на Землю, в Хоразин на пенсильванских холмах, ибо так определило время, сроки и движение звёзд. Я падал назад миллионы лет. Но прибыл назад не в то место, откуда отправлялся.
Я показался своему старому приятелю Джерри, который теперь стал взрослым мужчиной, хотя выглядел почти так же — с длинными руками и ногами, гладкокожий и вечно покрытый грязью. Не знаю, действительно ли он был рад меня видеть, но не думаю, что он испугался.
Старейшина и Брат совсем не изменились. Они — нет.
Я действительно не могу коснуться земли. Я не могу спуститься. Вам придётся забраться ко мне, если хотите узнать больше. Поднимайтесь.
Перевод: BertranD, 2024 г.
Можно, мы его оставим?
Darrell Schweitzer, «Can We Keep Him?» (2023)
Тем летом, когда мне только-только исполнилось тринадцать, я начал засматриваться на Зенобию Коллинз, как никогда ещё прежде не смотрел. Да, она на год старше меня и моего кузена, и что с того? Да, на каждой ноге у ней по шесть пальцев, а между ними перепонки, и что с того? Никому не было известно, кто отец Зенобии, но такое случается. Наверное, тётя Эмили забрела в лес, когда этого делать не следовало или зашла туда, как лунатик, во сне, на что она всегда намекала, и что с того? Что меня завораживало в Зенобии — она была бесшабашной. Она делала и говорила такое, чего не смел никто другой. Хотя все мы беседуем с Теми Кто В Воздухе или поднимаем мертвецов на наших празднествах и ожидаем прихода диковинных богов, обитатели Хоразина (в Пенсильвании, а не того, что в Библии проклял Иисус и что находится где-то в другом месте) представляют собой довольно заурядную унылую массу.
Кроме Зенобии.
Насколько помню, это был необычно знойный летний полдень и Старейшина Авраам (который, вне всяких сомнений, и правда живёт уже тысячу лет) снова завёл рассказ, уже уйму раз слышанный нами прежде — про то, как он однажды, ещё ребёнком, видал Шарлеманя, и про то, что текущая во всех нас священная и таинственная кровь нашей древней расы, древнее даже Шарлеманя, и через эту кровь все мы сможем измениться и обрести своё место в новом мире, когда Землю очистят от всего прочего (бубубу-бубубу). Я то водил пальцами ног по пыльному полу, то таращился в растрескавшийся потолок и пытался вообразить, что трещины — это горы и реки, а передо мной карта земель, жутко далёких от нашей маленькой деревушки, Зенобия же просто ёрзала на скрипящей скамье в ряду передо мной.
Как только мы смылись из молитвенного дома, она вцепилась мне в руку. Нам удалось пробраться по краешку толпы в лес и Зенобия сказала: — Давай, Авель! Хочешь глянуть на кое-что крутое?
Конечно, я хотел, но понятия не имел, что взбрело ей на ум; она всегда меня удивляла; так что позволил Зенобии тащить меня дальше. Она едва не выдернула мне руку из сустава. Зенобия вела себя очень оживлённо, пинала недавно опавшие листья и шумела напропалую, но даже она утихла, когда мы вошли в Лес Костей — кошмарное местечко, пусть даже ты вырос в Хоразине и приходил сюда на зимние празднества, когда подвешенные кости — некоторые от животных, некоторые нет — громыхают в древесных ветвях и раскачиваются на ветру, а некоторые из нас, наиболее склонные к пророчествам, могли истолковывать эти звуки, словно оракул.
Этим днём кости висели спокойно, а мы шли тихо и я чувствовал в земле присутствие тварей — кое-кто из них был нашими предками, кое-кто — иными, и даже огромных фигур, что, будто выпрыгивающие киты, выныривали из почвы во время некоторых из самых великих зимних ритуалов. Сегодня всё было спокойно. Я погружал пальцы ног в холодную грязь и чувствовал, что эти существа там, но они неподвижны.