На это Зенобия ничего не ответила. Я понимал, что её раздирали противоречия и ярость, но, склоняясь то к одному, то к другому, она пока что неподвижно стояла, в сомнениях, что именно сказать или сделать.
Николс начал заваливаться назад, в пещеру. Мы с Зенобией вцепились в него и под руки повели в лес.
Когда мы вывели корреспондента из Ложбинного Края, через Лес Костей, на открытую местность, в одной стороне показались огни домиков Хоразина, а в другой — тёмный лес и невысокий холмистый гребень.
Я указал на гребень. — Идите этим путём. Сквозь лес. За холмы. Там шоссе. Может, вам удастся поймать грузовик.
Но он лишь медленно покачал головой и ответил: — Боюсь, дети, вы не очень всё это продумали. Такой ночью, в моём состоянии, если я и доберусь до шоссе, то лишь замёрзну насмерть, задолго до того, как прикатит какой-нибудь дружелюбный дальнобойщик. Этой дорогой я и явился сюда. Тут не меньше десяти миль. Мне не остаётся ничего другого, как пойти в ваш городок. — Потом Лестер Николс что-то вытащил из-под пальто и моим глазам предстал фотоаппарат, висящий у него на шее, на ремешке. — А кроме того, я ведь всё ещё корреспондент. Думаешь, после того, через что пришлось пройти, я так и сбегу, не заполучив всю историю?
Нам оставалось лишь беспомощно следовать за ним. Шатаясь, он пошёл прямиком на свет, потом — прямиком на пение. Мы укрылись за скалами, откуда видели круг стоячих камней, где совершаются главные призывания и жертвоприношения. Там присутствовали чуть ли не все жители деревни, возглавляемые Старейшиной Авраамом и Братом Азраилом в церемониальных одеяниях.
— Это охренеть до чего невероятно, — заметил Лестер Николас. Затем, когда Грязнуля Джерри вылетел из-под земли в компании сотни мертвецов, восседающих то ли на существе величиной с кита, то ли на сооружении, целиком собранном из голых костей, Николс сделал кое-что, по-настоящему идиотское.
Он сделал снимок. Это никого не устрашило. Около половины прихожан, не все человеческого рода, отвлеклись и с воплями ринулись на нас. Меня почти сразу же сбили с ног. Не знаю, что случилось с Зенобией. В последний раз я видел Лестера Николса, когда он с поразительным проворством мчался к ближайшим зарослям. На полмгновения я подумал, что он вправду сумеет спастись. — Прочь! — выкрикивал я, хотя был уверен, что меня никто не слышит. — Прочь! Возвращайся к жене и детям! Прочь!
Меня притащили к Старейшине Аврааму, Брату Азраилу и моим родителям, все они были угрюмы, но хранили молчание. Никакого приговора мне не вынесли.
Само собой, сбежать Лестеру Николсу не удалось. Каким-то чудом корреспондент действительно достиг леса и на время оторвался от погони, но, разумеется, он был прав в том, что не смог бы добраться до шоссе, не замёрзнув насмерть. Впрочем, по-моему, на самом деле Лестера Николса погубил журналистский инстинкт. Его сцапали в секретной комнате в задней части лавки Брата Азраила, за фотографированием свитков и тайных книг, как поступал бы шпион. Вот он и получил историю. А история получила его.
Весь следующий день я слышал его крики откуда-то издалека. Думаю, он угодил в Лес Костей.
Следующим вечером к нам заявился Старейшина Авраам. Я ужасно боялся, что за помощь шпиону меня тоже ждёт кошмарное наказание, боялись и мои родители; отец молчал и крепился, мать тихо плакала.
Но, когда Старейшина зашёл в наш дом и сел за кухонный стол напротив меня, грозный приговор не прозвучал. Старейшина только промолвил: — Я читал по костям и узнал твоё будущее. Некоторые из нас, пусть в них течёт древняя и священная кровь, так и останутся целиком в человеческом облике, когда грядёт новый мир. Один из них — ты. Твоя задача — стать корреспондентом. Когда немного подрастёшь, тебе придётся покинуть Хоразин, получить образование в каком-нибудь университете, посмотреть преходящий мир и изучить его, а затем собирать рассеянные знания и редкие фолианты, которые могут нам сгодиться и приносить их сюда. Считай себя учёным и исследователем. Было бы вовсе недостойно назвать тебя шпионом.
Услышав такое, я должен был обрадоваться, даже прийти в восторг, но не почувствовал ничего. Внутри я был мёртв.
Зенобия не вернулась в школу. Теперь она стремительно менялась. Больше её никто не назвал бы прекрасной. Волосы у неё были дико всклокочены. С лицом творилось что-то не то. Она держалась в стороне. Разумеется, в таком маленьком местечке, как Хоразин, невозможно было время от времени не натыкаться на неё, но, когда такое случалось, Зенобия нечасто произносила хоть слово. Она только отводила глаза. По-моему, у неё под одеждой что-то вырастало. Может, это были дополнительные конечности. Я отчаянно надеялся, что это крылья, что она сможет взмывать в небеса и беседовать с Голосами Воздуха. Невозможно было представить её, как ещё одну из Иного Народца, какую-то полупаучью черветварь, копошащуюся в грязи.