Так что мы уехали обратно в Филадельфию, и мне с сестрой пришлось расти без отца.
Нет, я сказал «без отца» не в том смысле, что он умер или бросил нас, а в том, что его вообще никогда не существовало. Невозможно объяснить. Меня даже ублюдком нельзя было считать. Поначалу сознавать такое было действительно тяжело и это не удалось бы уразуметь, если годами не таращиться на пылающие чужеродные письмена в диковинных книгах, состоящих из огня и, скорее всего, свихнуться в процессе. Моя сестра и свихнулась. Сказали, что у неё шизофрения. Когда она подросла, её поместили в психушку и больше я никогда с ней не виделся, потому что не мог такого вынести, потому что мне было невероятно трудно принять, что все воспоминания первых двенадцати лет моей жизни вырваны, как ненужные страницы, а, может, и сожжёны дотла; во всяком случае, их уже ничто хронологически не связывало с остальной частью моей жизни, даже когда мать впала в необъяснимое и непостижимое депрессивное отчаяние, и махнула на меня рукой. Я, со всем подростковым пылом, научился множеству новых слов, наподобие «потаскухи» и «партеногенеза», пока на лечении мне не вправили мозги и не заставили понять, что, если я не собираюсь пойти по стопам сестры (или матери: что она знала, что скрывала, что сжигало её, как брошенную в огонь скомканную газету?), мне следует научиться помалкивать и смириться с фактом, что в моей биографии, как я её представлял, просто-напросто имеется несколько пробелов и несоответствий.
В восемнадцать лет я сбежал из дома. Сперва попытался вступить в армию, но меня выгнали и настал период моей «жизни в картонной коробке на нью-йоркских улицах», пока, в конце концов, не нашёлся способ показать моё особенное восприятие нереального в уличных представлениях, которые привлекли ко мне крупицу внимания прессы; затем я прошёл путь от бродячего психа через доморощенного поэта, работу в авангардном книжном магазине и уличный театр до театра поразительно настоящего и ещё далее, где сумел действительно зарабатывать на жизнь. Моя биография стала невероятно изумительной и душещипательной, когда её подредактировала целая уйма журналов: бездомный мальчик из семейки безумцев, лишившийся отца, становится звездой сцены, экрана и изредка — рекламных роликов, тысячи человек узнают его, как «Тот парень, как там его? Ну, чудик».
«Тот парень», он же Уильям Генри Стэнтон (названный в честь своего выдуманного отца) и правда сумел стянуть у ревнивых богов несколько мгновений счастья, если так выразиться, что не вполне описывает ситуацию. Скажем так — в том мнимом воспоминании из моей жизни, которое затмевало все прочие, словно красочные страницы, вырванные из другой книги, но никак не стыкующиеся с текстом по соседству, я и вправду умудрился осесть, жениться, купить дом в пригороде и завести требующиеся по статистике два с половиной ребёнка.
Половина — это значит, что Элисон, моя жена, которую я очень любил, была беременна.
Ещё был Билли-Бой, с такой же цепочкой имён, как и у меня, но мы не хотели звать его «Джуниор». (Даже он сам согласился, что это отстой.)
И моя чудесная дочь, которая только-только появившись на свет родившись, уже так чудесно улыбалась, что мы назвали её в честь Амели[3]4К5, девочки из французского фильма. Ей уже исполнилось шесть. Судя по всему, Амели должна была вырасти такой же неотразимо очаровательной, как и её тезка.
Скажем так — моя жизнь и правда шла довольно неплохо, когда одним осенним деньком, меня носило по разомкнутому прочному круговику[4], если вспомнить какую-то околесицу с моей бытности уличным поэтом, то есть я носился по дому, как угорелый, стараясь подготовиться и привести себя в пристойный вид для важного кастинга, напоследок заскочил в ванную и там, в зеркале, заметил лицо моего отца, плавающее туда-сюда, будто компьютерный скринсейвер на тёмном фоне.
В ошеломлении я выдал экспромт, как научила меня профессия:
— Слушай, я тороплюсь. Может, сведёшь меня с ума немного позже?
— Билли-Бой, поначалу ты вряд ли сможешь понять такое, — проговорил он.
Так меня не называли с двенадцати лет и в другой жизни.
— Спорю, что да, — согласился я.
Я пытался выдавить ещё что-нибудь остроумное, как вдруг там, в зеркале, появилась она — Красная Ведьма собственной персоной и вышла оттуда, заполнив пламенем ванную, а потом и весь дом.
3
«Амели» — французская романтическая комедия 2001 года режиссёра Жан-Пьера Жёне. В российском прокате называлась по имени главной героини — «Амели» (в некоторых переводах также — «Амели с Монмартра»).
4
Цитата из начала первой главы романа Джеймса Джойса «На помине Финнеганов». Перевод Андре Рене.