— Сводку приняли, — ответила Шторми. — Держим высоту пять с половиной тысяч.
— «Авиахорек три-пять», подход для посадки по приборам к ВПП три-один аэропорта Салинаса свободен. Держитесь на пяти с половиной тысячах, курс на Салинас один-ноль-семь по азимуту, курс один-девять-семь для входа в зону курсового маяка, далее свяжитесь с маркером салинасской вышки.
«Они там, наверно, бьются об заклад, что я скоро опять выйду на связь и отменю посадку, — подумала Шторми. — Попрошусь в другой аэропорт».
Не бывать этому! Перед мысленным взором Шторми вспыхнула картинка: несчастный, ни в чем не повинный щенок жует гренки и соленые огурцы — вместо порядочной хоречьей еды! «Если в Салинасе хоть минимальная видимость, я буду садиться», — поклялась она и… улыбнулась! Гренки и соленые огурцы!
И в этот момент четвертый двигатель чихнул. А потом — еще раз. А потом — сошел с ума. Летчица обернулась. Сноп огня, целый гигантский факел, вырвался из сопла и заполыхал прямо над крылом, в какой-то доле лапы от топливного бака. На потолке кабины замигала белыми и красными вспышками лампа пожарной сигнализации; от пронзительного визга сирены у Шторми заложило уши.
Без единого слова, даже не вздрогнув, Хорьчиха Шторми блокировала подачу топлива в четвертый двигатель, остановила винт, нажала кнопку огнетушителя и отключила смеситель и магнето.
Языки пламени скрылись в плотном облаке красного порошка, извергшегося из огнетушителя, хлопки взрывов сменились ровным гулом, уже не таким громким, как прежде. Лопасти винта в четвертом двигателе вращались все медленней и вот, наконец, замерли, словно окоченев на холодном ветру. Из сопла вытекало и развеивалось по воздуху черное масло.
Заметив, что скорость сильно упала, летчица увеличила нагрузку на остальные двигатели, чтобы не потерять высоту, и покачала головой. Почти готово… но еще не все. Ее била дрожь, но Шторми этого не замечала. Когда нужно действовать, бояться некогда, а когда все сделано, бояться уже нечего. Это Шторми усвоила давным-давно.
Вертолетик Бакстера метнулся к поврежденному двигателю. Внутри сломалось несколько шатунов — поршни прошли сквозь крышки цилиндров.
Бакстер пришел в смятение. Что это еще такое? Он этого не заказывал. Шторми встретилась с тем, кто предназначен ей судьбой. Она села в Реддинге и познакомилась со Строубом, с которым иначе разминулась бы навсегда. И на этом ее испытания на сегодняшнюю ночь должны были закончиться.
Шторми плавно дала правый крен, ложась на курс захода на посадку. Она выбросила из головы все, кроме одной-единственной мысли: сейчас ей предстоит совершить идеальную посадку по приборам.
Дождавшись, пока указатель отклонения от пеленга приблизится к центру навигационного экрана, она зафиксировалась на центральной линии. Вскоре на панели зажглась голубая лампочка: внешний маркер салинасского аэропорта. Шторми установила на «Старт» таймер захода на посадку, сверила показания альтиметра с цифрой, указанной в инструкции, потянула на себя рукоять управления закрылками и, наконец, опустила рычаг шасси.
Ничего не произошло: выключатель щелкнул вхолостую.
«Разумеется», — проворчала про себя Шторми.
Гидронасос управлялся четвертым двигателем. А двигатель вышел из строя. Придется накачивать колеса самостоятельно — через резервную систему.
«Хорошо бы все удалось с первого захода», — подумала летчица. Когда садишься на аварийной системе, убрать колеса уже невозможно.
Шторми переключилась на резервную систему управления насосом, выдвинула рукоять и торопливо принялась накачивать колеса правой лапой, левой удерживая курс и высоту.
На семидесятом толчке насоса запоры открылись, и шасси начало опускаться. Под фюзеляжем зарокотало — в распахнувшийся люк шасси врывался воздух, колеса выдвигались медленно и трудно, одно за другим. Но наконец последнее колесо с глухим щелчком встало на место.
— Вышка Салинаса? — пропыхтела Шторми в микрофон. — «Авиахорек три-пять» прибывает по маркеру, посадка по приборам.
Справа на панели вспыхнуло три зеленых огонька. «Шасси опущено и встало на замок», — подумала она. Сказать это вслух уже не было сил.
Капитан Шторми понимала, что следовало бы еще раньше объявить аварийную ситуацию. Тогда с диспетчерской вышки направили бы пожарную команду. Спасатели тут же примчались бы прямо на ВПП и позаботились бы о самолете «Авиахорьков» как следует.
Правда, Шторми всегда говорила, что хорькам особая забота не нужна. Хорьки сами могут о себе позаботиться. И все же зря она не предупредила диспетчеров о неполадках. Если ей не удастся сесть с первого захода, если она потерпит крушение, то окажется один на один в темноте с настоящей бедой.
С полным грузом на борту, на трех моторах, с выпущенными шасси и закрылками «ХЛи-4» не сможет набрать высоту. Надо, чтобы все удалось с первого же захода. Судьба этого рейса висела на последнем тоненьком звене цепочки.
— «Авиахорек три-пять»? Вышка Салинаса на связи. Маршрут захода на посадку свободен. Видимость упала до тысячи лап.
Тысяча лап — это был официально дозволенный минимум видимости для хоречьих самолетов.
Шторми подтвердила прием и увеличила нагрузку на все три двигателя, чтобы скорость снижения не превысила пятисот лап в минуту. И все же земля приближалась слишком быстро. Шторми подумала о неровной местности, скрытой внизу за пеленой тумана, о горах, сдавивших клещами узкий посадочный коридор… «Держись траектории снижения, Шторми, — напомнила она себе. — Держись центральной линии!» Она оттянула на себя дроссели — резче, чем полагалось бы при вышедшем из строя двигателе, — и «ХЛи-4» снова лег на курс. Так… а теперь увеличить мощность, чтобы не сбиться…
Бакстер ничем не мог ей помочь — разве что укутать ее поплотнее теплым одеялом уверенности:
— Ты — прекрасный пилот, Шторми. Ты делала это уже не одну тысячу раз. У тебя огромный опыт. Ты даже не заметишь, как сядешь! Это же пара пустяков!
— На самом деле до минимума еще лап пятьсот. А шасси опущено и стоит на замке, — вслух объявила Шторми. Неожиданно — непонятно почему — у нее стало легче на душе.
Ее жизнь — в ее собственных лапах. Все теперь зависит только от ее мастерства. Даже если не будет видно полосы, придется садиться вслепую. Да-а, в такую переделку она еще не попадала!
Посадочные огни включены, но туман висит сплошной белой простыней и видимость — всего на несколько сот лап выше минимума.
Точнее, на полсотни.
— Отлично, Шторми, — подбодрил ее Бакстер. — Ты прекрасно справляешься. Ты сама выбрала такую жизнь. Ты долго училась. И стала классным пилотом.
«Отлично, Шторми», — сказала она себе, удерживая указатель почти точь-в-точь в центре креста… Почти на центральной линии, только чуточку выше траектории снижения… Она затаила дыхание: только бы не сдвинуть штурвал! Точка указателя реагировала на малейший нажим. И хотя сердце Шторми бешено стучало, дух ее был слит воедино с самолетом. Они вместе скользили по глиссаде, плавно приближаясь к земле.
Бакстер мгновенно понял, что происходит. Он почувствовал это. Салинасский аэропорт погрузился в туман: видимость нулевая, базис облаков нулевой. Нужно каким-то образом открыть проход в облаках, иначе Шторми не увидит земли!
Он был еще совсем новичок, но старался, как только мог. В школе воздушных эльфов он твердо усвоил, что мир смертных — это мир воображения и что изменять его следует мыслью. И он вообразил посадочную полосу, залитую ярким лунным светом. Вообразил, что никакого тумана нет.
Шторми бросила взгляд на альтиметр. Блим-блим-блим… на приборной доске мигала белая лампочка — средний маркер, допустимый минимум высоты, 279 лап над землей. В правилах сказано: если посадочной полосы не видно, следует либо выйти на второй круг, либо взять курс на другой аэропорт. На мгновение Шторми оторвала взгляд от приборов и выглянула в окно. Сплошной туман. Никакой полосы. Вообще ничего, кроме тумана.