Ветер дул с запада — при восточном ветре волны были бы больше, и лодка двигалась бы еще медленнее, так что есть свои плюсы даже у этой серой погоды.
— Суши весла, Гарри, — сказал баковый, и лодка начала огибать поворот.
— Ш-ш, миленький. Тебе не нравится гадкая лодка? — сказала Мария маленькому Горацио, который явно выказывал свое недовольство,
— Наверно мальчуган замерз, — предположил загребной.
— Наверно, — согласилась Мария.
Лодочник и Мария, к радости Хорнблауэра, ушли в разговор. Он смог отдаться своим мыслям, надеждам и опасениям — последние преобладали — связанным с ожидавшим его в устье реки кораблем. Через час-два он сможет подняться на борт. Незнакомый корабль, незнакомые офицеры, незнакомые матросы.
— А здесь живет герцог, мэм. — Лодочник старался перекричать маленького Горацио. — А там, за деревьями, дворец епископа.
Мария впервые в Лондоне — удачно, что им попался разговорчивый лодочник.
— Смотри, какие хорошенькие домики, — говорила Мария, покачивая ребенка на коленях. — Смотри, какие хорошенькие лодочки.
Дома стояли все плотнее, лодка проходила мост за мостом, движение на реке становилось оживленней. Хорнблауэр вдруг понял, что они на окраине Лондона.
— Вестминстер, мэм, — сказал лодочник. — Я когда-то работал тут на перевозе, пока не построили мост. Теперь с каждого проходящего берут по полпенса, а честных лодочников оставили без заработка.
— Да уж, — сочувственно сказала Мария. Она успела позабыть, что должна вести себя, как жена капитана.
— Ступени Уайтхола мэм, а это Стрэнд.
В те горькие дни, когда Хорнблауэр остался не у дел и ходил в Адмиралтейство просить места, он часто, брал лодку до ступеней Уайтхола.
— Собор Святого Павла, мэм.
Теперь они в Лондонском Сити. Хорнблауэр чувствовал запах угольного дыма.
— Суши весла, Гарри, — снова сказал баковый, оглядываясь через плечо. Лодки, лихтеры и баржи шли по реке густым потоком. Впереди виднелся Лондонский мост.
— Греби, — сказал баковый, и оба гребца налеглина весла, пробираясь под мост между другими лодками. Под низкой аркой река, зажатая опорами, текла быстро и вновь замедлялась, выходя на свободу.
— Господи! — воскликнула Мария. Им открылся вид на величайший порт мира. Одни корабли стояли на якоре, другие разгружались, и лишь посередине оставался узкий проход. Угольные бриги из северных графств, рамсгейтские траулеры, каботажные суда, корабли с зерном и над всем этим — серая громада Тауэра.
— Темзу за Лондонским мостом стоит посмотреть, — сказал загребной. — Даже сейчас, когда война.
Обилие торговых судов лучше чего-либо иного свидетельствует о неуспехе Бонапарта в его войне с Англией. Англию не завоевать, пока ее флот господствует на море, удушая Европу и обеспечивая процветание британской торговли.
За купеческими судами стоял на якоре военный корабль без стеньг. Матросы в люльках красили снаружи борта. На носу корабля высилась грубая деревянная фигура — женщина в тунике, покрашенная алой и белой краской. В коряво вырезанных руках она держала большие позолоченные ножницы, и по ним-то Хорнблауэр догадался, что это за судно раньше даже, чем насчитал в борту одиннадцать пушечных портов, раньше, чем лодка прошла под кормой и он прочел название — «Атропа». [1]
Он смотрел на нее, силясь побороть волнение, и примечал дифферент, обводы, унтер-офицера на вахте — все, что можно было приметить за эти недолгие минуты.
— «Атропа», двадцать два, — сказал рулевой, заметив интерес Хорнблауэра.
— Мой муж — ее капитан, — гордо сказала Мария.
— Вот как, сэр? — загребной взглянул на Хорнблауэра с уважением, польстившим Марии.
Лодка поворачивала — вот Детфордская бухта и Детфордский пирс.
— Суши весла! — сказал баковый. — Греби! Шабаш! Лодка заскрежетала о причал. Путешествие из Глостера кончилось. Нет, не совсем, решил Хорнблауэр, выбираясь из лодки. Еще столько хлопот впереди — найти жилье, перевезти туда багаж, устроить Марию — и лишь потом он сможет отправиться на корабль. Жизнь — это целая вереница неприятных обязанностей. Под пристальным взглядом Марии Хорнблауэр расплатился с лодочником. К счастью, к ним сразу подошел отиравшийся у пристани паренек и предложил свои услуги. Он раздобыл тележку и погрузил на нее багаж. Хорнблауэр, поддерживая под локоть Марию с ребенком на руках, повел ее по пирсу.
— Поскорее бы снять туфли, — сказала Мария. — И переодеть маленького Горацио. — Сейчас, сейчас, мой хороший.
К счастью, до «Георга» оказалось недалеко. Толстуха-хозяйка, встретившая их на пороге, сочувственно оглядела Марию, провела их в комнату и тут же послала служанку за горячей водой и полотенцами.
— Сейчас, мой сладенький, — успокаивала хозяйка маленького Горацио.
— Ox, — сказала Мария, садясь на кровать и стаскивая туфли.
Хорнблауэр стоял у двери, ожидая, пока внесут сундуки.
— Скоро вам рожать, мэм? — спросила хозяйка. В следующую секунду они с Марией уже беседовали о повитухах и всеобщей дороговизне — последнюю тему затронула Мария, желавшая поменьше заплатить за комнату. Слуга с парнишкой принесли багаж и поставили в комнате, прервав разговор двух женщин. Хорнблауэр торопливо вытащил из кармана ключи и встал на колени у сундука.
— Горацио, дорогой, — сказала Мария, — мы обращаемся к тебе.
— А… что? — рассеянно спросил Хорнблауэр через плечо.
— Хотите чего-нибудь горяченького, сэр, пока готовится завтрак? — предложила хозяйка. — Пунша? Чашечку чая?
— Нет, спасибо, — ответил Хорнблауэр.
Он уже открыл сундук и лихорадочно распаковывал вещи.
— Неужели ты не можешь подождать до завтрака, дорогой? — спросила Мария. — Тогда я все разберу сама.
— Боюсь, что нет, мэм, — ответил Хорнблауэр, неподнимая головы.