– Пистолеты и абордажные сабли для команды гички пожалуйста, мистер Джонс.
– Есть, сэр, – сказал мистер Джонс таким тоном, словно ничто уже не способно его удивить.
Спускаясь в шлюпку, Хорнблауэр обернулся.
– Я засек время, мистер Джонс. Постарайтесь подвесить марса-рей за полчаса – я вернусь раньше.
– Есть, сэр.
Матросы снова забегали, а Хорнблауэр уселся на кормовое сиденье шлюпки.
– Я возьму руль, – сказал он рулевому. – Весла на воду. Он провел шлюпку вдоль «Атропы», последний раз взглянул на ее нос, бушприт и ватерштаг, затем их поглотил туман. Гичка оказалась в крохотном мирке, ограниченном стенами тумана. Шум ведущихся на корабле работ быстро стих.
– Гребите ровно! – приказал Хорнблауэр. Если шлюпка не будет идти совершенно прямо, через десять секунд компас покажет в противоположную сторону. Курс норд-тень-ост и полрумба к осту.
– Семнадцать, – считал Хорнблауэр. – Восемнадцать. Девятнадцать.
Он считал гребки – так можно приблизительно оценить пройденное расстояние. Семнадцать футов гребок, четверть мили – чуть меньше двух сотен гребков. Но надо учитывать скорость отлива. Значит, около пятисот гребков. Все это очень приблизительно, но в таком дурацком предприятии ни одна предосторожность не будет излишней.
– Семьдесят четыре, семьдесят пять, – считал Хорнблоуэр, не отрываясь от компаса.
Несмотря на сильное отливное течение, поверхность рд была гладкой, как стекло – весла, поднимаясь, оставляли на ее поверхности водовороты.
– Двести, – сказал Хорнблауэр и вдруг испугался, что сбился со счета и уже триста.
Весла монотонно скрипели в уключинах.
– Смотрите по сторонам, – велел Хорнблауэр рулевому – Если что-нибудь увидите, скажите мне. Двести шестьдесят четыре.
Кажется, только вчера он вел ялик с матросами «Неустанного» устьем Жиронды на операцию по захвату «Папийона». Но с тех пор прошло более десяти лет. Триста. Триста пятьдесят.
– Сэр, – позвал рулевой.
Хорнблауэр посмотрел. Впереди и немного слева туман как бы сгущался, что-то неясно вырисовывалось.
– Суши весла, – сказал Хорнблауэр, и шлюпка заскользила по инерции. Он немного повернул румпель, правя на сгусток тумана. Шлюпка остановилась раньше, чем они успели что-либо разглядеть, и гребцы по приказу Хорнблауэра вновь налегли на весла. Из тумана послышался окрик – видимо, там расслышали плеск весел.
– Эй, на шлюпке!
Во всяком случае, окликали по-английски. Теперь можно было различит большой бриг. Судя по форме рангоута и обводам, это Вест-Индский пакетбот.
– Что за бриг? – крикнул Хорнблауэр.
– «Амелия Джейн» из Лондона, тридцать семь дней из Барбадоса.
Это подтверждало первые впечатления Хорнблауэра. Но вот голос? Что-то он не совсем английский. В британском торговом флоте служит немало иностранцев, но вряд ли они командуют Вест-Индскими пакетботами.
– Суши весла, – приказал Хорнблауэр. Гичка плавно заскользила по воде. Пока он не видел ничего подозрительного.
– Держитесь на расстоянии, – сказали с брига. В этих словах тоже не было ничего странного. Корабль, стоящий на якоре в двадцати милях от французского побережья, подвергается немалой опасности, и его капитан, естественно не захочет подпускать к себе в тумане незнакомую шлюпку. Но «р» в слове «расстояние» было какое-то странное. Хорнблауэр повернул румпель, чтоб пройти под кормой у брига. Там было написано название: «Амелия Джейн», Лондон. Тут Хорнблауэр заметил кое-что еще – возле грот-русленя брига болталась большая шлюпка. Этому можо найти сотню невинных объяснений, и все же это подозрительно.
– Эй, на бриге! – крикнул Хорнблауэр. – Я поднимусь на борт.
– Не приближайтесь! – крикнули с брига. Над бортом поднялись головы, и на гичку направились три или четыре ружейных ствола.
– Я – королевский офицер, – сказал Хорнблауэр. Он встал на кормовое сиденье и распахнул бушлат показывая мундир. Тот, кто говорил с ним, некоторое время молчал, потом в отчаянии развел руками.
– Да, – сказал он.
Хорнблауэр взобрался на борт брига так быстро, как позволяли застывшие руки и ноги. Стоя на палубе, он вдруг сообразил, что безоружен, а на него враждебно смотрят человек пятнадцать, некоторые с ружьями в руках. Но команда гички уже взобралась на палубу и встала позади него, сжимая пистолеты и тесаки.
– Капитан, сэр! – Это кричал один из двух оставленных в гичке матросов. – Простите, сэр, в этой шлюпке убитый.
Хорнблауэр посмотрел вниз. В шлюпке действительно лежал, согнувшись пополам, мертвец. Теперь ясно, откуда взялось весло. Этого человека убили выстрелом с брига, когда шлюпка подходила к борту – бриг взяли на абордаж. Хорнблауэр снова посмотрел на людей, толпившихся на палубе.
– Французы? – спросил он.
– Да, сэр.
Этот человек понимает, что к чему. Он не пытается оказать сопротивление. Хотя у него пятнадцать человек, а у Хорнблауэра всего восемь, ясно, что где-то поблизости королевское судно и капитулировать все равно придется.
– Где команда? – спросил Хорнблауэр. Француз указал вперед, и по знаку Хорнблауэра один из его матросов поспешно освободил команду брига, запертую на полубаке – человек шесть негров и двух офицеров.
– Премного обязан вам, мистер, – сказал капитан, выходя вперед.
– Я капитан Хорнблауэр Его Величества корабля «Атропа», – сказал Хорнблауэр.
– Прошу прощения, капитан. – Это был пожилой человек, его белые волосы и голубые глаза резко констатировали с темно-коричневым загаром. – Вы спасли мой корабль.
– Да, – сказал Хорнблауэр. – Разоружите, пожалуйста, этих людей.
– С удовольствием, сэр. Займись этим, Джек.
Другой офицер – помощник, вероятно – забрал у французов ружья и шпаги.
– Они вышли из тумана и взяли нас на абордаж чуть раньше, чем мы успели их заметить. Королевское судно забрало у меня четырех лучших матросов, как только мы прошли Старт, не то я встретил бы их по-иному. Я успел выстрелить только один раз.
– Ваш выстрел и привел меня сюда, – коротко заметил Хорнблауэр. – Откуда они взялись?
– Я и сам себя об этом спрашиваю, – сказал капитан. – Из Франции они бы в этой шлюпке не добрались.
Оба с интересом посмотрели на удрученных французов. Вопрос был чрезвычайно важный. Французы с какого-то судна, и судно это стоит на якоре среди английских кораблей. Если так, значит, оно замаскировано под английское или нейтральное, и подошло еще до того, как спустился туман. Что ж, такое случалось нередко – это довольно простой способ захватить приз. Значит, где-то совсем близко затаился волк в овечьей шкуре, французский капер, вероятно, битком набитый людьми – он мог взять и не один приз. Когда поднимется ветер, начнется суматоха, все будут торопливо сниматься с якорей, и капер, прихватив призы, ускользнет незамеченным.
– Когда спустился туман, – сказал капитан, – ближе всех к нам был рамсгейтский траулер. Он встал на якорь одновременно с нами. Как бы это не был он.
Вопрос был так важен, что Хорнблауэр не мог спокойно стоять на месте. Он заходил по палубе, лихорадочно соображая. Он еще не додумал окончательно, как уже повернулся и отдал приказ, необходимый для осуществления его плана. Он не знал, хватит ли у него твердости довести этот план до конца.
– Лидбитер! – сказал он рулевому.
– Сэр.
– Свяжите им руки за спиной.
– Сэр?
– Вы меня слышали.
Связать пленных было почти что против законов войны. Когда Лидбитер подошел к французам, чтоб исполнить приказ, те явно возмутились. Послышались возбужденные голоса.
– Вы не можете этого сделать, – сказал тот, кто говорил по-английски.
– Заткнитесь! – рявкнул Хорнблауэр.
Он разозлился уже оттого, что отдал этот приказ, и злился еще сильнее из-за своей неуверенности. Безоружные французы не могли оказать англичанам никакого сопротивления. Громко повозмущавшись, они вынуждены были подчиниться, и Лидбитер, переходя от одного к другому, связал им запястья за спиной. Хорнблауэру отвратительна была роль, которую он избрал, хотя игра стоит свеч. Надо разыграть кровожадного злодея, одержимого манией убийства, Хорнблауэр знал, что такие люди есть. Изверги встречались и среди королевских офицеров. За последние десять лет войны на море то одна, то другая сторона изредка учиняли зверские расправы. Французы не знают Хорнблауэра, команда пакетбота тоже. Кстати, не знают его и собственные матросы. Они недолго служат под его началом, и не имеют причин усомниться в его человекоубийственных устремлениях. Значит, они не выдадут его своим поведением. Хорнблауэр повернулся к одному из своих матросов.