– Бегом наверх, – приказал он. – Пропустите гордень через блок на ноке грота-рея.
Это значило сделать виселицу. Матрос смотрел на него, не веря своим ушам, но Хорнблауэр страшно оскалился, и тот быстро побежал по вантам. Хорнблауэр подошел к связанным французам. Они смотрели то на матроса, то на искаженное лицо Хорнблауэра. Их перешептывание смолкло.
– Вы – пираты, – медленно и отчетливо сказал Хорнблауэр. – Я вас повешу.
На случай, если говорящий по-английски француз не знает слова «повесить», он указал на нок рея. Это поняли все. Секунду или две пленные молчали, и вдруг разом заговорили на французском, так быстро, что Хорнблауэр не разбирал слов. Потом тот, кто говорил по-английски, возмущенно заявил:
– Мы не пираты, – сказал он.
– А я уверен, что вы пираты, – ответил Хорнблауэр.
– Мы каперы, – сказал француз.
– Пираты, – повторил Хорнблауэр. Французы снова заговорили все разом. Хорнблауэр понял, что главарь переводит товарищам его слова, а они убеждают его объясниться полнее. Хорнблауэр холодно посмотрел на них и, не обращая больше внимания, отдал следующий приказ.
– Лидбитер, – сказал он, – завяжите на конце удавку. Потом опять повернулся к французам.
– Так кто вы, значит? – нарочито бесстрастно спросил он.
– Мы с капера «Венжанс» из Дюнкерка, сэр. Я – Жак Лебон, призмастер.
Выходя в море, каперы обычно имеют на борту несколько лишних офицеров, которые поведут трофеи во французский порт, пока остальная команда продолжит плаванье. Обычно на эту роль выбирают офицеров, знающих английский язык и обычаи королевского флота, и они называются «призмастерами». Хорнблауэр повернулся и посмотрел на удавку – она выразительно раскачивалась на ноке рея – потом опять обратился к призмастеру.
– У вас нет документов, – сказал он.
При этом он скривил губы в презрительной усмешке. Несчастным, не сводившим глаз с его лица усмешка эта показалась неестественной – такой она и была. Хорнблауэр блефовал. Если б призмастер показал какую-нибудь бумагу пришлось бы менять всю линию атаки, но риск был невелик. Будь документы у Лебона в кармане, он бы уже упомянул о них, попросил бы кого-нибудь их достать. Это – первое движение француза, в чьей личности усомнились.
– Нет, – упавшим голосом подтвердил Лебон. Мало кто берет с собой документы, собираясь на абордаж.
– Тогда я вас повешу, – сказал Хорнблауэр. – Всех до единого. Одного за другим.
Он заставил себя рассмеяться, и смех получился нечеловеческий, ужасный. Каждый подумал бы, что смех этот вызван предвкушением приятного зрелища – мучительной смерти пятнадцати человек. Седовласый капитан «Амелии», не вынеся этого, вмешался в разговор.
– Сэр, – сказал он. – Что вы собираетесь делать?
– Заниматься своим делом, сэр, – сказал Хорнблауэр, подражая тем наглым офицерам, которых ему приходилось встречать по службе. – Могу я попросить и вас заниматься своим?
– Но выже не станете вешать этих бедолаг, – продолжал капитан.
– Именно это я и сделаю.
– Но не на моем корабле, сэр. Не сейчас. Без суда и следствия…
– Именно на вашем корабле, сэр, который был захвачен ими по вашему упущению. И немедленно. Пиратов, пойманных на месте преступления, вешают сразу, и вы это знаете, сэр. И я это сделаю.
Какая удача, что капитан вмешался в разговор. Его отчаяние, тон его возражений были совершенно искренни – если б Хорнблауэр посвятил его в свой план, он говорил бы иначе. Хорнблауэр обошелся с ним жестоко, но так было нужно.
– Сэр, – настаивал капитан, – я уверен, что они – каперы.
– Попрошу вас не мешать королевскому офицеру исполнять его долг. Вы двое, подойдите.
Двое матросов, на которых он указал, покорно приблизились. Возможно, им случалось видеть повешенье, как и другие жестокости жестокой службы. Но перспектива лично принять участие в казни их явно смущала. Нежелание было явственно написано на их лицах, но они дисциплинированы и послушаются одного-единственного безоружного человека, потому что он их капитан.
Хорнблауэр смотрел на французов. Он вдруг почувствовал тошнотворную тяжесть в желудке, представив, будто и впрямь выбирает жертву.
– Этого первым, – скомандовал он.
Смуглый человек с бычьей шеей, на которого он указал, вздрогнул и побледнел, потом отступил, прячась за спинами товарищей. Все заговорили разом, лихорадочно дергая связанными за спиной руками.
– Сэр! – воскликнул Лебон. – Я прошу вас… Я умоляю…
Хорнблауэр неохотно взглянул на него. Лебон заговорил, страдая от недостаточного знания языка и невозможности жестикулировать.
– Мы – каперы. Мы сражаемся за Империю, за Францию. – Он упал на колени. Из-за того, что руки его были связаны, он ткнулся лицом в полу Хорнблауэрова бушлата. – Мы сдались. Мы не оказали сопротивления. Мы никого не убили.
– Оттащите его, – сказал Хорнблауэр, отступая. Но Лебон пополз на коленях, снова тыкаясь в бушлат и моля.
– Сэр, – снова вмешался капитан-англичанин. – Не могли бы вы по крайней мере отвезти их на берег для суда? Если они пираты, это выяснится достаточно быстро.
– Я хочу видеть, как они запляшут на pee, – сказал Хорнблауэр, лихорадочно подыскивая самое впечатляющее слово.
Двое матросов, воспользовавшись разговором, приостановили исполнение приказа. Хорнблауэр посмотрел на удавку – она неясно, но зловеще вырисовывалась в тумане.
– Я и на секунду не поверил, – сказал он, – что вы те, за кого себя выдаете. Вы шайка воров, пиратов. Лидбитер, поставьте к веревке четырех матросов. Я прикажу когда тянуть.
– Сэр! – вскричал Лебон. – Уверяю вас, даю слово чести, мы с капера «Венжанс».
– Ба! – ответил Хорнблауэр. – Где же он?
– Там. – Лебон не мог показать рукой, и показал одбородком по направлению левой раковины «Амелии Пжейн». Это было не очень точно, но уже что-то давало.
– Видели вы там какое-нибудь судно до того, как спустился туман? – спросил Хорнблауэр, поворачиваясь к английскому капитану.
– Только рамсгейтский траулер, – неохотно ответил тот.
– Это наш корабль! – воскликнул Лебон. – «Венжанс». Это дюнкеркский траулер – мы замаскировали его.
Вот значит что. Дюнкеркский траулер. Предназначенный для рыбы трюм битком набит вооруженными людьми. Немного изменить оснастку, нарисовать на гроте «R», написать на корме подходящее название – судно может, не вызывая подозрений, приближаться к английскому побережью и захватывать призы.
– Так где он значит? – спросил Хорнблауэр.
– Там… ой!
Лебон осекся, поняв, как много он уже выболтал.
– Я могу довольно точно сказать, где он находится, – вмешался английский капитан. – Я видел… ой!
Он осекся в точности как Лебон, но уже от изумления, и воззрился на Хорнблауэра. Это походило на немую сцену в глупом фарсе. Пропавший наследник наконец объявился. Хорнблауэру стало противно: он представил, как скромно признается, что он никакое не кровожадное чудовище, и выслушивает восторги невольных участников спектакля. Это было банально, это претило тому, что он назвал бы хорошим вкусом. Все, что требовалось, он узнал – теперь можно и поразвлечься, насколько это не помешает ему действовать немедленно. Прежняя усмешка теперь, когда Хорнблауэр своего добился, стала вполне естественной.
– Жалко, не придется смотреть повешенье, – сказал он как бы про себя, переводя взгляд с удавки на дрожащих французов – те еще не поняли, что произошло. – Если эту толстую шею немного сдавить…