– Рад это слышать. – Хорнблауэр изо всех сил старался не забывать, что перед ним незаменимый специалист и очень больной человек.
– Он сильно зарос, исключая медную обшивку, но корпус цел.
Деревянное судно, скрепленное деревянными же гвоздями, если на него не действуют течения или шторма, может лежать на песке бесконечно долго и не развалится.
– Оно не выровнялось? – спросил Хорнблауэр.
– Нет. Оно лежит днищем вверх. Мои люди умеют отличить нос от кормы.
– Это хорошо, – сказал Хорнблауэр.
– Да. – Маккулум взглянул в записки, которые держал свободной левой рукой. – Деньги были в нижней кладовой под ахтерпиком, за бизань-мачтой и прямо под главной палубой. Полторы тонны золотых монет в железных сундуках и почти четыре тонны серебряных монет в мешках.
– Н-да. – Хорнблауэр пытался показать, что это в точности соответствует его собственным расчетам.
– Перед погрузкой денег кладовую обшили дополнительным слоем дуба, – продолжал Маккулум. – Я полагаю, сокровища по-прежнему там.
– То есть?.. – Хорнблауэр был совершенно обескуражен.
– То есть они не высыпались на морское дно, – снизошел до объяснений Маккулум.
– Конечно, – торопливо сказал Хорнблауэр.
– Главный груз «Стремительного» составлял артиллерийский армейский обоз, – продолжал Маккулум. – Десять длинных восемнадцатифунтовок. Бронзовые пушки. И ядра к ним. Чугунные ядра.
– Так вот почему он так быстро затонул, – сообразил Хорнблауэр. Пока он говорил, до него дошло, почему Маккулум подчеркнул слова «бронзовый» и «чугунный». Бронза сохраняется под водой дольше, чем железо.
– Да, – сказал Маккулум. – Как только судно накренилось, пушки, и ядра, и все остальное начало смещаться. Готов побиться об заклад – я достаточно насмотрелся на теперешних первых помощников. В военное время любой недоучившийся юнец становится первым помощником.
– Я сам с этим сталкивался, – печально сказал Хорнблауэр.
– Луни говорит, – продолжал Маккулум, – что большая часть остова возвышается над песком. Он смог пролезть за уступ.
По выразительному взгляду, которым Маккулум сопроводил последнюю фразу, Хорнблауэр понял, что это очень приятное сообщение, но никак не мог сообразить, почему.
– Да? – спросил он неуверенно.
– Вы что думали, они будут ломать корабельную обшивку ломами? – резко спросил Маккулум. – Работая в день по пять минут каждый? Мы бы проторчали здесь год.
Хорнблауэр вдруг вспомнил про «кожаный фитильный щланг», который Маккулум выписал на Мальте. Как ни фантастична была догадка, он ее высказал:
– Вы собираетесь взорвать остов?
– Конечно. Заряд пороха, заложенный под таким углом, раскроет корпус именно в нужном месте.
– Естественно, – сказал Хорнблауэр. Он когда-то слышал, что можно взорвать заряд под водой, но как это делается, не представлял.
– Сначала мы попробуем фитильный шланг, – объявил Маккулум. – Но при таких глубинах на него надежда плохая. Соединения не выдержат давления воды.
– Наверно, так, – согласился Хорнблауэр.
– Думаю, в конце концов придется воспользоваться быстрым запалом, – сказал Маккулум. – Мои ребята его до смерти боятся. Но я это сделаю.
Громоздкая фигура Эйзенбейса нависла над койкой. Доктор положил одну руку Маккулуму на лоб, другую – на запястье.
– Уберите руки! – взревел Маккулум. – Я занят.
– Вам нельзя переутомляться, – сказал Эйзенбейс. – Это усиливает образование дурных соков.
– Убирайтесь ко всем чертям с вашими дурными соками! – заорал Маккулум.
– Не глупите, – сказал Хорнблауэр, теряя терпение. – Вчера он спас вам жизнь. Вы не помните, как вам было плохо? «Больно, больно» – вот как вы говорили.
Хорнблауэр произнес последние слова тонким голосом и повернул голову из стороны в сторону, как Маккулум на подушке. Видимо, получилось похоже, потому что даже Маккулум немного смутился.
– Может, мне и было плохо, – сказал он, – но сейчас я чувствую себя хорошо.
Хорнблауэр посмотрел на Эйзенбейса.
– Позвольте мистеру Маккулуму поговорить еще пять минут, – сказал он. – Ну, мистер Маккулум, вы упомянули фитильный шланг. Не объясните ли вы мне, как это делается?
XIV
Хорнблауэр пошел на бак. Там артиллерист и его помощники, сидя на корточках, изготовляли фитильный шланг согласно указаниям Маккулума.
– Я надеюсь, вы старательно заделываете стыки, мистер Клут, – сказал Хорнблауэр.
– Так точно, – ответил Клут.
Чтоб не испачкать смолой белоснежную палубу, подстелили старую парусину и сидели на ней. Здесь же стоял чугунный горшочек с расплавленной смолой.
– Быстрый огнепроводный шнур горит со скоростью пять секунд фут. Вы сказали, один фут медленного огнепроводного шнура, сэр?
– Да.
Хорнблауэр наклонился, чтоб рассмотреть работу. Кожаные шланги были разной длины, от трех до пяти футов. Такова уж своенравная природа – из шкуры животного не получишь особо длинного куска кожи. Один из помощников артиллериста длинным деревянным шилом проталкивал быстрый огнепроводный шнур в отрезок шланга. Вытащив шило с другого конца, он сдвинул шланг по огнепроводному шнуру до соединения с предыдущим отрезком.
– Поаккуратней, – сказал Клут. – Смотри, шнур не переломи.
Другой помощник артиллериста двойным швом пришивал клапан, соединяющий новый отрезок шланга с предыдущим. Когда стык был готов, Клут щедро замазал его расплавленной смолой. Предстояло продеть в шланг сто двадцать футов огнепроводного шнура, сшить и просмолить все стыки.
– Я взял два крепких бочонка на пятьдесят фунтов каждый, сэр, – сказал Клут. – И приготовил мешочки с песком, чтоб заполнить их доверху.
– Очень хорошо, – ответил Хорнблауэр. Маккулум рассчитал, что для заряда нужно взять тридцать фунтов пороха, не больше и не меньше.
– Я не хочу разнести остов в щепки, – сказал он, – только раскрыть его.
Это – та область, в которой Маккулум разбирается. Хорнблауэр не догадался бы, какое количество пороха даст желаемый результат на глубине сто футов. Он знал, что, заряженные в длинную девятифунтовую пушку, три фунта пороха вытолкнут ядро на полторы мили. Но тут совсем другое дело, и вода, в отличие от воздуха, несжимаемая среда. Положив в пятидесятифунтовый бочонок тридцать фунтов пороха, надо заполнить оставшееся пространствочем-то вроде песка, – Скажите мне, когда все будет готово, – сказал Хорнблауэр и пошел обратно на корму.
Тернер, недавно вернувшийся с берега, ждал, пока капитан обратит на него внимание.
– Да, мистер Тернер?
Судя по всему, Тернер хотел поговорить наедине. Хорнблауэр подошел поближе, и Тернер произнес тихо:
– Простите, сэр, это насчет модира. Он хочет нанести вам визит. Он чего-то добивается, а чего, я выяснить не смог.
– Что вы ему сказали?
– Я сказал – извините, сэр, я не знал, что еще сказать – Я сказал, вы будете очень рады. Я боюсь, тут что-то нечисто. Он сказал, что прибудет незамедлительно.
– Вот значит как?
В этих беспокойных водах все нечисто, подумал Хорнблауэр, и ему сразу же не понравилось, как он это подумал.
– Вахтенный мичман!
– Сэр!
– Что вы видите со стороны города? Смайли направил подзорную трубу на противоположную сторону залива.
– Лодка отошла от берега, сэр, лодка с латинским парусом. Мы видели ее прежде.
– Флаг на ней есть?
– Да, сэр. Красный. Похож на турецкий.
– Очень хорошо. Мистер Джонс, у нас будет официальный посетитель. Прикажите приготовиться к приему.
– Есть, сэр.
– Значит, мистер Тернер, вы не знаете, чего хочет модир?
– Нет, сэр. Он хотел видеть вас, и поскорее. «El capitano» – вот и все, что он сказал нам, когда мы сошли на берег. Там должен был открыться для нас базар, но никого не было. Он сказал, что хочет видеть капитана, и я сказал, что вы его примете.
– Никаких намеков с его стороны?
– Нет, сэр. Он ничего не говорил. Но я видел, что он взволнован.
– Что ж, скоро мы все узнаем, – сказал Хорнблауэр. Модир поднялся на борт с достоинством, хотя трудный подъем нелегко дался его старым ногам. Он внимательно огляделся. Понял ли он, что боцманматы и фларепные его приветствуют, сказать трудно. У него было умное ястребиное лицо, обрамленное седой бородой. Живые черные глаза озирались по сторонам, и непонятно было, в новинку для него, это зрелище, или нет. Хорнблауэр коснулся полей шляпы модир вежливо поднес руку к лицу.