Так всегда. Слова «чем раньше, тем лучше» въелись в сознание каждого флотского офицера, как пароль. Спустить гичку, проследить, чтоб погрузили все снаряжение, загнать ныряльщиков, только что выслушавших последние наставления Маккулума, на бак, и отвалить, не теряя ни секунды. Только что он пил кофе с модиром. Теперь руководит подводными взрывными работами. Если разнообразие придает жизни пряность, подумал Хорнблауэр, то его теперешнее существование – типичное восточное кушание.
– Суши весла! – приказал он, и гичка по инерции скользнула к буйку.
Луни свое дело знал. Перед ним стоял завернутый в парусину бочонок, обвязанный тросом. Луни взял еще кусок троса, одним концом привязал к бочонку, обмотал вокруг веревки, на которой держался буек, и снова, уже другим концом, привязал к бочонку. Проверил, что свободный конец фитильного шланга крепко привязан к пустому бочонку призванному играть роль буйка, и что-то приказал одному из своих товарищей. Тот разделся. Луни взялся за пороховой бочонок, но тот был слишком тяжел для его худеньких рук.
– Помогите ему, вы двое. – Хорнблауэр указал на ближайших к Луни матросов. – Следите, чтоб не запутались трос и шланг.
Луни показал, куда подтащить бочонок.
– Отпускайте! Помалу! Помалу! – командовал Хорнблауэр.
Это был напряженный момент – еще один напряженный момент. Пороховой бочонок ушел под воду. Матрос понемногу травил привязанный к нему трос, и шланг постепенно разматывался. Благодаря петле, которой Луни обмотал якорный трос буйка, бочонок должен опуститься на нужное место.
– Дно, сэр, – сказал матрос. Веревка у него в руке провисла. В лодке осталось несколько футов шланга.
Ныряльщик сидел на планшире с противоположного борта. На шее у него висел складной нож. Луни подал ему ядро, и он нырнул. Все ждали, пока он вынырнет, ждали, пока под воду уйдет следующий ныряльщик и пока вынырнет он, ждали, пока Луни погрузится в свой черед. Погружение следовало за погружением – видимо, не так-то просто было поместить бочонок в намеченное место за уступом полуюта. Но наконец это, очевидно, удалось. Луни вернулся после сверхдолгого погружения – его втащили через планширь, и он некоторое время лежал на баке, судорожно глотая воздух. Наконец он сел и показал Хорнблауэру, будто высекает искру.
– Зажгите огонь, – приказал Хорнблауэр Лидбитеру. Сам он так и не научился делать этого как следует.
Лидбитер открыл трутницу, ударил раз, другой. На шестой раз трут загорелся, Лидбитер раздул огонек, поджег кусок огнепроводного шнура, раздул огонек на нем и посмотрел на Хорнблауэра.
– Я подожгу, – сказал Хорнблауэр.
Лидбитер протянул ему горящий шнур. Хорнблауэр подождал долю секунды, в последний раз проверил, все ли готово. Он дрожал от волнения.
– Приготовиться у бочки! – приказал он. – Лидбитер, держите наготове затычку.
Из фитильного шланга торчали четыре или пять дюймов быстрого огнепроводного шнура; Хорнблауэр прижал к их кончику горящий запал. Через секунду быстрый шнур загорелся. Хорнблауэр смотрел, как огонек быстро побежал по шнуру и исчез в шланге.
– Заткните шланг! – приказал Хорнблауэр. Лидбитер всунул деревянную пробку в шланг, ломая хрупкий сгоревший конец шнура.
Теперь огонь со скоростью одна пятая фута в секунду движется вниз, вниз по шлангу, глубоко под водой. На дальнем конце, непосредственно перед пороховым бочонком, оставался фут медленного огнепроводного шнура. Он будет гореть пять минут. Времени довольно. Торопиться незачем, как ни велико желание побыстрей броситься наутек.
– Спустите бочку за борт! – сказал Хорнблауэр. Лидбитер аккуратно положил на воду пустой бочонок, и тот остался лежать, поддерживая над водой заткнутый пробкой конец фитильного шланга.
– Весла на воду! – приказал Хорнблауэр. – Гребите! Гичка двинулась прочь от бочонка. Искра все еще бежит по быстрому огнепроводному шнуру, решил Хорнблауэр, и пройдет несколько секунд, пока она доберется до медленного. Он вспомнил, что надо засечь время.
– Правьте к кораблю, – приказал он Лидбитеру и оглянулся на пустой бочонок, прыгавший по волнам.
Маккулум сказал: «Советую вам держаться подальше от взрыва». Бочка пороха, даже взорвавшись глубоко под водой, вызовет опасный водоворот. Корабль примерно в четверти мили – там они будут в безопасности. Когда баковый зацепил багром за грот-руслень «Атропы», Хорнблауэр снова посмотрел на часы. Они подожгли шнур пять минут назад. В любую секунду может произойти взрыв.
Естественно, вдоль всего борта толпились любопытные. Подготовка к взрыву вызвала на судне самый живой интерес.
Хорнблауэр решил не ждать в гичке и поднялся на борт.
– Мистер Джонс! – заорал он. – Это что, редкое зрелище?! Займите матросов работой, пожалуйста.
– Есть, сэр.
Хорнблауэр и сам хотел посмотреть взрыв, но боялся проявить любопытство, несовместимое с достоинством капитана. И есть вероятность – согласно Маккулуму, довольно большая – что никакого взрыва не будет. Хорнблауэр взглянул на часы и понял, что времени прошло уже многовато. Напустив на себя абсолютно безразличный вид, он зашагал к постели Маккулума. Тот выслушивал ныряльщиков.
– Ничего? – спросил Маккулум.
– Ничего.
– Я никогда не доверяю фитильному шлангу на глубине больше пяти саженей, – сказал Маккулум, – даже когда сам руковожу работами.
Хорнблауэр сдержал раздраженный ответ и посмотрел на арену своих недавних действий. Время от времени на волнах мелькало едва различимое белое пятнышко – пустой бочонок, к которому они привязали конец фитильного шланга. Хорнблауэр снова посмотрел на часы.
– Время прошло, – сказал он.
– Вода попала в шланг. Придется вам все-таки использовать быстрый запал.
– Чем раньше, тем лучше, – сказал Хорнблауэр. – Как это сделать?
Он был рад, что не уронил свое драгоценное достоинство, ожидая взрыва на виду у всей команды.
XV
В этот раз Хорнблауэр приказал спустить не гичку, а барказ – так много людей требовалось для новой операции. Три цейлонских ныряльщика по обыкновению сидели на баке. Рядом с ними на дне шлюпки стоял железный горшок с расплавленной смолой, возле горшка на корточках примостился парусный мастер. Артиллерист мистер Клут помещался посреди барказа с пороховым бочонком между ног. Парусиновый чехол на бочонке был зашит не до конца. Бросили кошку, и барказ закачался на легкой зыби подле бочонка с привязанным к нему шлангом, памятника недавней неудаче.
– Действуйте, мистер Клут, – сказал Хорнблауэр. Это было уже не просто волнительно. Это было по-настоящему опасно. Ныряльщики разделись и принялись раздувать грудные клетки. Позже у них не будет на это времени. Клут достал трутницу, высек искру, поджег трут, плечами загораживая огонек от дувшего над заливом бриза, запалил огнепроводный шнур, раздул его и посмотрел на Хорнблауэра.
– Действуйте, я сказал, – произнес Хорнблауэр. Клут прижал горящий огнепроводный шнур к фитилю, торчавшему из порохового бочонка. Хорнблауэр слышал неравномерное шипение фитиля. Клут ждал, пока огонек доберется до отверстия. Совсем рядом с ними, посреди шлюпки, огонь подползал к тридцати фунтам пороха. Если где-нибудь просыпаны несколько зернышек пороха, если фитиль с небольшим дефектом – грандиозный взрыв разнесет их в клочья. В шлюпке не слышалось ни звука, лишь тихое шипение фитиля. Огонек подползал к отверстию. Сверху у бочонка было двойное дно, результат тщательных усилий корабельного купора. Между двумя донышками помещался свернутый фитиль, одним концом уходивший в порох. По этому свернутому фитилю и бежал сейчас невидимо для глаз огонек, обходя круг за кругом, чтоб скакнуть наконец вглубь, в порох.
Клут вытащил из кармана обшитую парусиной затычку и обмакнул ее в расплавленную смолу.
– Работайте тщательно, мистер Клут, – сказал Хорнблауэр.
Артиллерист забил затычку в отверстие верхнего донышка. Шипение стихло, но все в шлюпке знали огонек по-прежнему ползет к пороху. Клут замазал пробку смолой и отодвинулся от бочонка, освобождая место.