– Давай, дорогой, – сказал он помощнику парусного мастера.
Того можно было и не торопить. Он быстро сел на место Клута и зашил отверстие в парусине.
– Кладите маленькие стежки, – приказал Хорнблауэр. Помощник парусного мастера, склоненный над смертоносным бочонком, естественно, нервничал. Нервничал и Хорнблауэр, но, раздраженный недавним провалом, не желал его повторения.
Помощник парусного мастера положил последний стежок, закрепил бечевку, открыл складной нож и отрезал конец. Теперь зашитый в парусину бочонок казался исключительно безобидным. Казалось, что-то тупое, безмозглое стоит посреди шлюпки. Клут уже замазывал новые швы смолой – боковые швы густо промазали еще перед погрузкой бочонка в шлюпку.
– Трос, – приказал Хорнблауэр.
Как и в прошлый раз, трос сначала привязали к бочонку, потом пропустили вокруг якорного троса буйка и опять привязали к бочонку.
– Поднимите его, вы двое. Опускайте. Помалу. Бочонок ушел под воду, раскачиваясь на веревке, которую матросы потихоньку травили, перехватывая руки. Напряжение спало, и все разом заговорили.
– Молчать! – рявкнул Хорнблауэр.
Бочонок, хоть и невидимый, по-прежнему смертоносен – матросам это и невдомек. Один из ныряльщиков уже сидел на планшире с ядром в руках – Хорнблауэр совершенно не ко времени вспомнил, что так и не удосужился набрать камней. Грудь ныряльщика вздымалась и опускалась. Хорнблауэр хотел бы сказать, чтоб тот поставил бочонок в точности куда нужно, но не мог, не зная языка. Он ограничился взглядом – отчасти подбадривающим, отчасти угрожающим. – Дно, сэр, – объявил матрос, спускавший бочонок. Ныряльщик соскользнул с планширя и исчез под водой. Внизу, рядом с пороховой бочкой и горящим фитилем он подвергается еще большей опасности, чем наверху. «Они видели, как одного их товарища разнесло в клочья быстрым запалом неподалеку от Кудалура», – сказал Маккулум. Хорнблауэру не хотелось, чтоб такое приключилось сейчас. Если это все же произойдет, барказ окажется в самом эпицентре взрыва и водоворота. Непонятно, что за таинственная сила вечно толкает его на участие в самых опасных предприятиях. Любопытство? Нет, скорее стыд. Про чувство долга он почему-то даже не вспомнил.
Второй ныряльщик сидел на планшире, сжимая ядро, и глубоко дышал. Как только голова первого ныряльщика показалась над водой, он соскользнул с борта и исчез. «Я напустил на них страху, – сказал Маккулум. – Я убедил их, если заряд взорвется не там, где нужно, они получат по две дюжины кошек. Еще я сказал, что мы останемся тут. Неважно, сколько это займет времени, мы все равно поднимем деньги. Так что можете на них положиться – они будут работать на совесть».
Ныряльщики действительно работали на совесть. Теперь на планшире сидел Луни. Как только показался второй ныряльщик, он исчез под водой – цейлонцы не хотели терять время. В который раз Хорнблауэр смотрел на воду, тщетно пытаясь заглянуть вглубь. Вода была прозрачная, изумрудно-зеленая, но рябь не позволяла видеть через нее. Хорнблауэру пришлось принять на веру, что там, в глубине, в полумраке, в цепенящем холоде Луни тащит пороховой бочонок к остову и протаскивает через уступ полуюта. Бочонок под водой весит немного, благодаря выталкивающей силе, открытой Архимедом двадцать столетий назад.
Луни вынырнул, и первый ныряльщик вновь исчез под водой. Для ныряльщиков это была игра со смертью, безумно опасная лотерея. Если заряд взорвется раньше времени, дело случая, кто из них окажется при этом внизу. Но не так уж долго сдвинуть бочонок на несколько ярдов по дну и дальше куда следует. А там, внизу, огонек ползет по свернутому фитилю, зажатому между двумя днищами бочонка. Ученые установили, что фитиль, в отличие от свечи, может гореть и без воздуха – огонь поддерживает селитра, которой пропитана веревка. Это открытие близко подходит к решению загадки жизни – человеческая жизнь, подобно свече, без воздуха гаснет. Можно надеяться, что скоро найдут способ поддерживать жизнь без воздуха.
Ушел под воду следующий ныряльщик. Огонек ползет по фитилю. Клут отмотал фитиля на час горения – это время должно быть не слишком коротким, но и не слишком долгим. Чем дольше бочонок подвергается давлению воды, тем больше вероятность, что вода проникнет внутрь. Кроме того, как указал Клут, по мере горения фитиля температура в тесном промежутке между донышками будет повышаться, фитиль будет гореть все быстрее, и пламя может даже перекинуться с одного витка на другой. Иными словами, скорость горения непредсказуема.
Появившийся над водой ныряльщик резко крикнул следующему – Луни – чтоб тот не спускался. Цейлонцы обменялись несколькими словами, и Луни, повернувшись к Хорнблауэру, замахал рукой.
– Втащите его в шлюпку, – приказал Хорнблауэр. – Поднять якорь!
Несколько гребков, и барказ тронулся. Цейлонцы на носу щебетали, как воробьи поутру.
– К судну, – приказал Хорнблауэр.
Он прямиком отправится на корабль и ни разу не обернется. Он не будет рисковать своим достоинством, ожидая взрыва, который может и не произойти. Румпель положили на борт и барказ двинулся к «Атропе».
Все произошло у Хорнблауэра за спиной. Раздался приглушенный рев, словно из далекой пещеры. Хорнблауэр повернулся и успел увидеть нагоняющую их громадную волну. Корма накренилась, нос взмыл вверх. Барказ закачался, словно детская лодочка в корыте. Вода, плескавшаяся вокруг, была темной. Волнение продолжалось лишь несколько секунд и тут же улеглось.
– Взорвалось, сэр, – без всякой необходимости объявил Клут.
Матросы шумели не хуже цейлонцев.
– Молчать в шлюпке! – приказал Хорнблауэр. Его злило, что, услышав взрыв, он подпрыгнул от неожиданности. Под его хмурым взглядом матросы быстро затихли.
– Право руля! – рявкнул Хорнблауэр. – Гребите. Барказ развернулся и двинулся к месту взрыва, туда, где по воде расплывалось грязное пятно. Пока Хорнблауэр смотрел, на поверхность всплыли и лопнули несколько больших пузырей. Потом всплыло что-то еще – мертвая рыбина, за ней другая. Они покачивались на волнах, блестя на солнце белым пузом. Барказ прошел мимо одной рыбины – она была не совсем мертвая и слабо извивалась. Наконец она перевернулась и ушла в глубину.
Матросы вновь принялись болтать.
– Молчать! – приказал Хорнблауэр.
В тишине барказ подошел к месту взрыва. Мертвые рыбины, грязное пятно… и ничего больше. Ровным счетом ничего. Хорнблауэр почувствовал тошнотворное разочарование. Если б взрыв сделал свое дело, по воде бы сейчас плавали обломки древесины. Раз их нет, значит дыры в остове не получилось. Хорнблауэр лихорадочно представлял, что же будет дальше. Придется сделать новый быстрый запал и застращать ныряльщиков обещанием еще более жестоких кар, чтоб они поставили пороховой бочонок куда следует. В этот раз они закончили всего за тридцать секунд до взрыва, и неохотно пойдут на новый риск.
Кусок дерева! Нет, всего лишь доска, служившая буйком.
– Вытащите этот трос, – приказал Хорнблауэр загребному. Тот вытянул десять фунтов веревки – она оборвалась. Вот и весь результат взрыва – оборвался буек.
– Спустите новую кошку с тросом, – приказал Хорнблауэр. Буек не должно было отнести далеко – надо отметить хотя бы это место.
Хорнблауэр посмотрел на Луни. Тот, казалось, был не прочь нырнуть. Они сэкономят время, если сейчас же осмотрят жалкие результаты своих усилий.
– Луни. – Хорнблауэр указал за борт. После того, как он указал второй раз, Луни кивнул и начал раздеваться. Насколько Хорнблауэр помнил, он не сделал еще сегодня свои пять погружений.
Луни раздул грудную клетку и соскользнул в воду. Небольшие волны, набегавшие на барказ, были какие-то необычные. Они не соответствовали направлению ветра и шли, казалось, со всех сторон. Хорнблауэр понял, что это отголоски вызванного взрывом водоворота.
Над водой показалась голова Луни с длинной черной косичкой. Цейлонец скалил белые зубы – если б он не глотал ртом воздух, можно было бы счесть, что он улыбается. Он ухватился за планширь, что-то сказал товарищам, и те громко защебетали. Очевидно, взрыв, оторвавший буек, не отнес его далеко. Ныряльщики возбужденно переговаривались. Луни прошел на корму, шагая по банкам между матросами. Он что-то тер краем одежды. Расплывшись в улыбке, он протянул это что-то Хорнблауэру – маленький диск, потемневший, изъеденный и все же… все же…