– Эй, на палубе! Капитан, сэр! Это кричал с салинга Смайли. Ветер относил слова, и, чтоб расслышать, Хорнблауэру пришлось пройти на бак.
– В заливе стоит военный корабль, сэр! Похож на испанский. Один из больших фрегатов. Реи подвешены.
Вероятно, это «Кастилья», одно из немногих судов, уцелевших после Трафальгара.
– Рядом с ним на якоре семь каботажных судов, сэр. Там они для «Атропы» недосягаемы.
– Что во внутренней гавани?
– Четыре… нет, пять кораблей, сэр. И два корпуса.
– Что вы о них скажете?
– Четыре линейных, сэр, один фрегат. Реи не подвешены. По-моему, сэр, они стоят на приколе.
В прежние времена испанское правительство строило прекрасные корабли, но продажный Годой оставил их гнить на приколе, не обеспечив ни командой, ни припасами. О четырех линейных кораблях и одном фрегате уже сообщалось. Тут никаких перемен. Тоже отрицательная, но полезная информация для Коллингвуда.
– Он ставит паруса!
Это кричал князь пронзительным от волнения голосом. Через секунду к нему присоединились Смайли и Хоррокс.
– Фрегат, сэр! Он ставит паруса!
– Я вижу его крест, сэр!
Испанцы, готовясь к бою, обыкновенно поднимают на бизань-мачте большие деревянные кресты. Пора отступать. Большой испанский фрегат, такой как «Кастилья», несет сорок четыре пушки, в два раза больше «Атропы». Если б за горизонтом было другое британское судно, к которому они могли бы подманить «Кастилью»! Это следует запомнить и предложить Коллингвуду. Капитан «Кастильи» энергичен, предприимчив и, вполне возможно, способен на опрометчивые поступки. Позор Трафальгара до сих пор гнетет его, он, вероятно, жаждет отмщенья – можно будет выманить его из гавани и уничтожить.
– Он снялся с якоря, сэр!
– Поставили фор-марсель! Поставили грот-марсель, сэр!
Нет смысла подвергаться чрезмерной опасности, хотя ветер и позволит «Атропе» уйти от преследования.
– Спуститесь на румб, – сказал Хорнблауэр рулевому, и «Атропа» повернулась к испанцу кормой.
– Он выходит из гавани, сэр! – крикнул Хоррокс с грот-стеньги-салинга. – Марсели зарифлены. По-моему, два рифа, сэр.
Хорнблауэр направил подзорную трубу за корму. Когда «Атропа» приподнялась на волне, над горизонтом возник белый прямоугольник – зарифленный фор-марсель «Кастильи».
– Она идет прямо на нас, – доложил Смайли. Кильватерная погоня «Атропе» не страшна – она недавно обшита медью и может идти ходко. Сильные ветер и волнение будут, конечно, играть на руку большому судну. «Кастилья» может удержать «Атропу» в поле зрения, хотя шансов догнать у нее никаких. Офицерам и матросам полезно будет потренироваться, выжимая из «Атропы» максимальную скорость. Хорнблауэр снова посмотрел на паруса и такелаж. Теперь о третьем рифе не могло быть и речи. Он должен, как и «Кастилья», нести все возможные паруса. Подошел Стил с рутинным вопросом.
– Пожалуйста, мистер Стил.
– Раздача рома!
Несмотря на то, что за ними гонится могучий противник, жизнь «Атропы» течет своим чередом. Матросы выпили грогу и пошли обедать, сменилась вахта, сменили рулевых. Мыс Палое исчез за левой раковиной, и «Атропа» вылетела в открытое море. Белый прямоугольник по-прежнему маячил на горизонте – заметное достижение для испанского фрегата.
– Позовите меня, если будут какие-нибудь перемены, мистер Джонс, – сказал Хорнблауэр, складывая подзорную трубу.
Джонс нервничает – похоже, он уже вообразил себя в испанской тюрьме. Пусть остается на палубе за старшего, это ему не повредит. Впрочем, сам Хорнблауэр у себя в каюте недолго усидел за столом: вскоре он вскочил и стал смотреть в боковое отверстие, не нагоняет ли их «Кастилья». Он еще не закончил обед, когда в дверь постучали и вошел посыльный.
– Мистер Джонс свидетельствует вам свое почтение, сэр. Он думает, что ветер немного ослаб.
– Иду, – сказал Хорнблауэр, с облегчением откладывая нож и вилку.
При умеренном ветре «Атропа» за час-два оставит «Кастилью» вне пределов видимости, и дальнейшее ослабление ветра будет на руку «Атропе», лишь бы она несла все возможные паруса. Требовался однако точный расчет, чтоб отдать рифы вовремя – не рисковать рангоутом с одной стороны и не уменьшить разрыв между кораблями с другой. Выйдя на палубу, Хорнблауэр с первого взгляда понял, что нужный момент подоспел.
– Вы совершенно правы, мистер Джонс. – Не вредно иногда его и похвалить. – Мы отдадим один риф.
– Команде отдавать рифы!
Хорнблауэр посмотрел назад в подзорную трубу; когда «Атропа» поднимала корму, он видел в самой середине поля зрения фор-марсель «Кастильи». Он мучительно пытался понять, ближе она или нет, но ему это не удавалось. Видимо, она остается в точности на том же расстоянии. Тут дрожащий в окуляре прямоугольник марселя превратился в квадрат. Хорнблауэр дал глазу отдохнуть и посмотрел снова. Так и есть. Капитан «Кастильи» тоже счел, что пришло время отдать один риф.
Хорнблауэр поднял глаза на грот-марса-рей «Атропы». Марсовые, перегнувшись через рей на головокружительной высоте, развязали риф-сезни. Вот они сбежали с реев. Смайли находился на правом ноке, Его Светлость князь Зейц-Бунаусский – на левом. Они по обыкновению соревновались – оба прыгнули на стень-фордуны, и, очертя голову, заскользили вниз. Приятно видеть, что мальчик вполне освоился на корабле – сейчас, впрочем, его захватил азарт погони – и что Смайли так трогательно его опекает.
Отдав риф, «Атропа» пошла быстрее. Хорнблауэр чувствовал, как паруса с новой силой влекут корабль, а тот с новой энергией прыгает по волнам. Он внимательно посмотрел наверх. Совсем некстати будет, если что-нибудь оторвется. Джонс стоял возле штурвала. Ветер дул с правой раковины и маленький корабль хорошо слушался руля, но присматривать за рулевым было не менее важно, чем следить, чтоб не разорвался марсель. Потребовалась некоторая решимость, чтоб вновь оставить Джонса за старшего и вернуться к прерванному обеду.
Когда постучал посыльный и сообщил, что ветер снова слабеет, Хорнблауэр испытал неприятное чувство – такое было с ним раз или два – будто все это уже происходило.
– Мистер Джонс свидетельствует вам свое почтение, сэр. Он думает, что ветер немного ослаб.
Хорнблауэр заставил себя ответить иначе, чем в первый раз.
– Передайте мистеру Джонсу мои приветствия и скажите, что я сейчас поднимусь на палубу.
Как и тогда, он почувствовал, что судно может идти быстрее. Как и тогда, он обернулся, чтоб направить подзорную трубу на марсель «Кастильи». И в точности как прошлый раз, прежде чем он повернулся обратно, матросы начали спускаться с рея. И в этот миг события пошли совсем в другую сторону. Как обычно, непредвиденная ситуация возникла в самый неподходящий момент.
От волнения князь совсем ошалел. Хорнблауэр, подняв голову, увидел, что мальчик стоит на левом ноке рея, даже не стоит, а приплясывает, переступает с ноги на ногу и подбивает Смайли на правом ноке сделать то же самое. Одной рукой он уперся в бок, другую поднял над головой. Хорнблауэр собирался заорать на него. Он открыл рот, набрал в грудь воздуха, но раньше, чем он выкрикнул хоть слово, князь оступился. Хорнблауэр видел, как он закачался, пытаясь сохранить равновесие, и упал, описав в воздухе полный круг.
Позже Хорнблауэр из любопытства попробовал подсчитать. Князь упал с высоты более семидесяти футов, и, если б не сопротивление воздуха, пролетел бы их примерно за две секунды. Но сопротивление воздуха пренебрегать нельзя – воздух раздул бушлат и значительно замедлил падение. Поэтому мальчик не убился насмерть, а лишь на мгновение потерял сознание, ударившись о грот-ванты. Вероятно, прошло секунды четыре, пока он долетел до воды. Хорнблауэр просчитывал это позже, вспоминая случившееся, но он отчетливо помнил все мысли и чувства, которые пронеслись у него в голове за эти четыре секунды. Вначале это была злость, потом озабоченность, потом он постарался быстро представить себе ситуацию в целом. Если он ляжет в дрейф, чтоб вытащить мальчика, «Кастилья» успеет их нагнать. Если он не остановится, мальчик утонет. Если он не остановится, придется докладывать Коллингвуду, что он бросил королевского внучатого племянника на произвол судьбы. Надо думать быстро. Быстро. Он не вправе рисковать судном ради спасения одного-единственного человека. Но… но… Если б мальчика убило в бою бортовым залпом, это было бы другое дело. Сразу же за этой мыслью появилась другая – это начало прорастать зерно, посеянное возле Картахены. За те четыре секунды мысль не успела оформиться – Хорнблауэр начал действовать в тот момент, когда проклюнулся первый зеленый росток замысла.