Хорнблауэр вдруг понял, что уже несколько секунд, задумавшись, бесцеремонно разглядывает главнокомандующего — не самое вежливое поведение.
— Я понял, сэр, — сказал он, и Корнваллис встал.
— Увидимся в море. Помните, вы не должны делать ничего, что вызвало бы войну прежде, чем она будет объявлена, — сказал он, улыбаясь. Это была улыбка деятельного человека. Хорнблауэр угадывал в нем одного из тех, кого предвкушение опасности бодрит, кто не ищет предлогов увильнуть от ответственности и не тянет с решениями.
Корнваллис вдруг убрал протянутую руку.
— Клянусь Богом! — воскликнул он. — Я совершенно забыл. Сегодня ведь ваша свадьба.
— Да, сэр.
— Вы обвенчались сегодня утром?
— Час назад, сэр.
— И я вытащил вас из-за свадебного стола.
— Да, сэр. — Что-нибудь вроде «За короля и Отечество» или даже «Долг превыше всего» было бы дешевой риторикой.
— Ваша супруга будет недовольна.
«А особенно теща», — подумал Хорнблауэр, вслух же сказал: — Я постараюсь извиниться, сэр.
— Извиняться должен я, — ответил Корнваллис. — Быть может, я присоединюсь к гостям и выпью за здоровье невесты?
— Это будет очень любезно с вашей стороны, сэр, — сказал Хорнблауэр.
Если что-нибудь может примирить миссис Мейсон с его недолжной отлучкой, так это присутствие адмирала, досточтимого сэра Уильяма Корнваллиса, К. Б.[2], за праздничным столом.
— Тогда я пойду, если вы уверены, что я не помешаю. Хэчет, найдите мою шпагу. Где моя шляпа?
Так что, когда Хорнблауэр вновь появился в дверях гостиной, гневные упреки замерли на губах у миссис Мейсон — она увидела, что Хорнблауэр впускает в комнату знатного гостя. Заметила она и сверкающие эполеты, и красную ленту со звездой — Корнваллис любезно принарядился для торжественного случая. Хорнблауэр представил.
— Долгих лет жизни, счастья и здоровья, — сказал Корнваллис, склоняясь над Марииной рукой, — жене одного из самых многообещающих королевских офицеров.
Мария, ошеломленная его блистающим величием, смущенно присела.
— Очень рада познакомиться, сэр Уильям, — сказала миссис Мейсон.
Священник, его жена и несколько соседей миссис Мейсон (единственные гости на свадьбе) были крайне польщены, что находятся в одной комнате, мало того — разговаривают с сыном графа, кавалером ордена Бани и главнокомандующим в одном лице.
— Вина, сэр? — спросил Хорнблауэр.
— С удовольствием.
Корнваллис взял бокал и огляделся. Существенно, что обратился он к миссис Мейсон.
— Здоровье молодых уже пили?
— Нет, сэр, — ответила миссис Мейсон. Она была на вершине блаженства.
— Тогда, может быть, я? Леди, джентльмены. Я попрошу вас встать и присоединиться ко мне. Пусть никогда они не знают печали. Пусть всегда они наслаждаются здоровьем и достатком. Пусть жена всегда находит утешение в мысли, что муж ее служит королю и Отечеству, и пусть верность жены всегда поддерживает мужа в выполнении долга. Мы будем с надеждой ждать появления на свет целого выводка молодых джентльменов, которые со временем наденут королевскую форму по примеру своего отца, и молодых леди, которые со временем станут матерями других молодых джентльменов. Здоровье жениха и невесты!
Гости выпили, дружно выражая одобрение. Все взоры устремились на покрасневшую Марию, потом на Хорнблауэра. Тот встал. Раньше, чем Корнваллис дошел до середины своей речи, он понял, что адмирал повторяет слова, десятки раз говоренные им на свадьбах у своих офицеров. Хорнблауэр настроился на тот же лад. Он встретил взгляд Корнваллиса и широко улыбнулся. Он отплатит той же монетой — ответит теми же словами, которые Корнваллис выслушивал десятки раз.
— Сэр Уильям, леди и джентльмены, я могу только поблагодарить вас от имении… — Хорнблауэр взял Марию за руку, — моей жены и меня.
Когда все отсмеялись — Хорнблауэр знал, что упоминание Марии в качестве его жены вызовет смех, хотя сам не видел в этом ничего смешного, — Корнваллис поглядел на часы. Хорнблауэр поспешно поблагодарил его и повел к двери. За порогом Корнваллис повернулся и крепкой ручищей хлопнул Хорнблауэра по груди.
— Я добавлю еще одну строчку к вашим приказам, — сказал он. Хорнблауэр заметил, что дружелюбная улыбка адмирала сопровождается испытующим взглядом.
— Да, сэр?
— Я добавлю письменное разрешение сегодня и завтра не ночевать на судне.
Хорнблауэр открыл было рот, чтобы ответить, да так и не смог вымолвить ни слова. Обычная сообразительность его покинула. Мозг так занят был переоценкой ситуации, что на орган речи уже не хватило сил.
— Я подумал, что вы могли забыть, — сказал Корнваллис, широко улыбаясь. — «Отчаянный» входит в состав Ла-Маншского флота. Закон воспрещает его капитану без приказа главнокомандующего ночевать где-либо, кроме как на борту. Хорошо, вы такое разрешение получили.
Хорнблауэр обрел наконец дар речи.
— Спасибо, — сказал он.
— Может, вам не придется ночевать на берегу ближайшие два года. Может быть больше, если Бони будет драться.
— Я уверен, он будет драться, сэр.
— В любом случае мы с вами встретимся возле Уэссана через три недели. Так что еще раз до свидания.
Некоторое время после ухода Корнваллиса Хорнблауэр в глубокой задумчивости стоял у полуоткрытой двери в гостиную, переминаясь с ноги на ногу — ему хотелось бы пройтись туда-сюда, но это было невозможно. Война близится — в этом он и прежде не сомневался, зная, что Бонапарт не пойдет на уступки. Но до сих пор Хорнблауэр беспечно полагал, что в море его не отправят до объявления войны, что у него есть две-три недели, пока тянутся последние безуспешные переговоры. Он просчитался, и теперь горько себя за это корил. То, что у него хорошая команда — первый урожай вербовки, что судно его можно быстро подготовить к плаванию, что оно мало и не имеет веса в общем балансе сил, даже то, что у него неглубокая осадка и оно, следовательно, пригодно для поставленных Корнваллисом задач — все это должно было предупредить Хорнблауэра, что его отправят в море при первой возможности. Он обязан был это предвидеть, и все же не предвидел.