– Круто к ветру! – приказал Карджил рулевому. В голосе его явно слышалось облегчение. – Фока-галс! Шкоты! Брасы!
Закончив маневр, Карджил обернулся к старшим офицерам, ожидая выговора. Хорнблауэр чувствовал, что Буш готов высказать Карджилу все, что о нем думает. Буш искренне верил, что каждому пойдет на пользу жесточайшая выволочка по любому поводу, и обычно он был прав. Но Хорнблауэр внимательно следил за поведением «Отчаянного».
– Продолжайте, мистер Карджил, – сказал он. Карджил с облегчением отвернулся, а Буш удивленно глянул на Хорнблауэра.
– Слишком сильный дифферент на нос, – сказал Хорнблауэр. – Это мешает судну приводиться к ветру.
– Может быть, – с некоторым сомнением согласился Буш.
Если нос погружен глубже, чем корма, корабль будет вести себя, как флюгер, упорно стараясь держаться кормой к ветру.
– Это не годится, – сказал Хорнблауэр. – Надо так изменить дифферент, чтоб корма осела минимум на шесть дюймов. Что мы можем переместить на корму?
– Ну… – начал Буш.
Перед его внутренним взором возникли внутренности «Отчаянного», до отказа набитые припасами. Подготовить корабль к плаванью было подвигом Геракла – чтоб разместить все необходимое, пришлось приложить немалую изобретательность. Казалось, по-иному разложить припасы просто невозможно, и все же…
– Может быть… – предложил Буш, и они мгновенно ушли в обсуждение.
Подошел Провс, козырнул и доложил, что «Отчаянный» держит курс на Уэссан, так круто к ветру, как только может. Вполне естественно, что при упоминании Уэссана Буш навострил уши. Вполне естественно, что Провс немедленно включился в беседу об изменении дифферента. Чтоб дать место для ежечасного бросания лага, пришлось отойти в сторону. Ветер хлопал полами их сюртуков. Они в море – позади кошмарные дни и ночи подготовки к плаванию, позади – какое бы подобрать слово? – лихорадочные – да, пожалуй – лихорадочные дни женитьбы. А это нормальная жизнь. Творческая жизнь – делать из «Отчаянного» живой организм, совершенствовать и корабль, и его команду.
Когда Хорнблауэр вернулся к действительности, Буш и Провс все еще обсуждали возможные изменения дифферента.
– По обоим бортам ближе к корме есть пустые пушечные порты, – сказал он. Как нередко случалось, простое решение пришло именно тогда, когда он был занят посторонними мыслями. – Мы можем передвинуть туда две пушки с носа.
Провс и Буш замолкли, обдумывая сказанное, а быстрый ум Хорнблауэра уже просчитывал математическую сторону проблемы. Корабельные девятифунтовки весят по двадцать шесть английских центнеров. Вместе с лафетами и ядрами, которые сложены у пушек, набирается около четырех тонн. Хорнблауэр прикинул на глаз расстояние между носом, кормой и центром плавучести – сорок фунтов до носа и тридцать до кормы. Нет, так дифферент будет слишком сильный, даже при том, что вес «Отчаянного» около четырехсот тонн.
– Как бы рыскать не начал, – сказал Провс. Он пришел к тому же выводу двумя минутами позже.
– Да. Мы возьмем пушки № 3. Это будет в точности, что надо.
– И оставим дыру, сэр? – робко запротестовал Буш.
Дыра, конечно, получится, такая же заметная, как на месте выбитого переднего зуба. Она нарушит ровный ряд орудий, придаст судну неряшливый вид.
– Лучше у меня будет уродливое судно в целости и сохранности, – сказал Хорнблауэр, – чем красивое на мели у подветренного берега.
– Да, сэр. – Бушу пришлось проглотить это кощунство.
– После того, как припасы будут израсходованы, мы сделаем все, как раньше, – утешил его Хорнблауэр. – Не будете ли вы так любезны заняться этим сейчас же?
– Есть, сэр. – Буш мысленно переключился на проблему перемещения орудий по движущемуся судну. – Я сей-талями сниму их с лафетов и положу на маты.
– Совершенно верно. Я уверен, вы с этим справитесь, мистер Буш.
Никто, кроме сумасшедшего, не станет передвигать пушки на лафетах по кренящейся палубе – они могут вырваться в любой момент. Но, сняв их с лафетов, положив на маты (цапфы не дадут им катиться), пушки можно будет без особого труда перетащить, а потом снова водрузить на лафеты. Буш уже приказал боцману мистеру Вайзу основать сей-тали.
– Надо будет изменить боевое расписание, – неосторожно сказал Хорнблауэр, – и перераспределить орудийные расчеты.
– Есть, сэр, – сказал Буш. Привычка к субординации не позволяла ему явно выказать недовольство – в его ответе проскользнул лишь слабый намек на укоризну. Как первый лейтенант он обязан помнить это сам, без напоминаний со стороны капитана. Хорнблауэр попытался загладить невольную ошибку.
– Я оставляю это на ваше усмотрение, мистер Буш. Доложите мне, когда пушки будут передвинуты.
– Есть, сэр.
Хорнблауэр пересек шканцы, направляясь в свою каюту. Карджил наблюдал за матросами, сновавшими сей-тали.
– Когда передвинут пушки, корабль будет лучше приводиться к ветру, мистер Карджил, – сказал Хорнблауэр. – Тогда у вас будет возможность показать, как вы им управляете.
– Спасибо, сэр, – ответил Карджил. Он, без сомнения, тяжело переживал недавний промах.
Хорнблауэр пошел в каюту: винтики сложной машины какую представляет собой судно, нуждаются в смазке, и долг капитана – эту смазку обеспечить. При его приближении часовой у дверей вытянулся по стойке «смирно». Хорнблауэр оглядел скудную обстановку каюты. С палубного бимса свисала койка. Стул, зеркальце в переборке, под ним парусиновый умывальный таз в раме. У противоположной переборки стол, под ним – рундучок с личными вещами. И все: больше ничего не поместилось. Но малый размер каюты давал и свои преимущества. В ней не было пушек – она располагалась прямо на корме – и при подготовке корабля к бою не надо будет все это убирать.
И это роскошь, это большая удача. Девять дней назад – нет, уже десять – Хорнблауэр был лейтенантом на половинном жалованье, причем выплату ему приостановили после того, как в результате Амьенского мира не утвердили в звании капитан-лейтенанта. Он не знал, откуда возьмется его следующий обед. Одна ночь все переменила. Он просидел ее за картами с несколькими старшими офицерами, один из которых был лордом Адмиралтейства, и выиграл сорок пять фунтов. Король направил в Парламент обращение, в котором сообщал о решении правительства расширить флот до размеров военного времени. Хорнблауэра назначили капитан-лейтенантом и поручили готовить «Отчаянного» к плаванию. Сейчас он мог не волноваться о следующем обеде, пусть даже это будет солонина с сухарями. И – не столько в результате совпадения, сколько вследствие всего этого – он оказался помолвлен с Марией и обречен вступить в ранний брак.
В корабельной древесине отдавался стук перемещаемой пушки – Буш работал быстро. Десять дней назад Буш тоже был лейтенантом на половинном жаловании, причем с большим, чем у Хорнблауэра, стажем. Хорнблауэр не без робости спросил Буша, не согласился бы тот стать у него первым лейтенантом – единственным лейтенантом на военном шлюпе. Удивительно, и очень лестно было увидеть искреннюю радость Буша.
– Я надеялся, что вы меня пригласите, сэр, – сказал Буш. – Я не смел поверить, что вы действительно захотите первым лейтенантом меня.
– Никого я не хотел бы больше, – ответил Хорнблауэр. Тут Хорнблауэр едва не упал – «Отчаянный» накренился на нос, потом на бок, потом задрал корму, как обычно делает идущее в крутой бейдевинд судно. Сейчас корабль был с подветренной стороны острова Уайт и встретил мощные удары первых атлантических валов. Какой же он дурак! Он совсем позабыл об этом. Если в последние десять дней он и вспоминал о морской болезни, то наивно полагал, будто избавился от этой слабости за восемнадцать месяцев, проведенных на берегу. Сегодня утром он тоже не думал о морской болезни – слишком был занят. Стоило ему остаться без дела, она оказалась тут как тут. Он отвык от качки – когда судно опять накренилось, он чуть не упал. На лбу выступил холодный пот, подкатывала тошнота. Ему пришла в голову горькая шутка – недавно он поздравлял себя с тем, что знает, откуда возьмется его следующий обед, но теперь он гораздо уверенней мог сказать, куда отправится предыдущий. И вот морская болезнь накатила на него.