– Я бы с удовольствием поел и выпил, – ответил Маккул, – учитывая, что с тех пор, как была захвачена «Эсперанс», у меня во рту не было ни крошки.
Это было еще вчера. Этот человек не ел и не пил больше двадцати четырех часов.
– Я распоряжусь насчет еды и питья, – сказал Хорнблауэр, – что-нибудь еще?
– Тюфяк, койку, – что-нибудь, на чем я бы мог сидеть, – попросил Маккул, махнув рукой в сторону своего сундучка: – Я ношу славное имя, но не хотел бы, чтобы оно отпечаталось у меня пониже спины.
Сундук был сделан из красного дерева, а на массивной крышке было вырезано имя владельца – Б.И. Маккул – крупные, выпуклые буквы выступали над поверхностью.
– Я пришлю вам и тюфяк, – заверил Хорнблауэр.
В дверях показался незнакомый лейтенант.
– Я – Пэйн, из штаба флота, – представился он Хорнблауэру, – мне приказано обыскать этого человека.
– Конечно, – согласился Хорнблауэр.
– Я также даю вам свое разрешение, – милостиво проговорил Маккул.
Начальник корабельной полиции вместе со своими капралами вынужден был выйти из переполненной комнатки, чтобы Пэйн мог выполнить свою миссию. Хорнблауэр же остался и, вжавшись в угол, наблюдал. Пэйн действовал быстро и добросовестно. Он велел Маккулу раздеться донага и внимательно осмотрел и ощупал каждый из предметов его одежды – швы, ткань и пуговицы. Каждую вещь он сминал в руках, прислушиваясь – не раздастся ли шорох зашитой в подкладку бумаги. Затем он присел на корточки перед сундучком. Ключ еще торчал в замке. Повернув его, Пэйн откинул крышку. Мундир, рубашки, нижнее белье, перчатки; каждая из вещей была вытащена, проверена и отложена в сторону. Здесь же лежали два детских портрета, осмотру которых Пэйн уделил особое внимание – и ничего не нашел.
– То, что вы, по всей вероятности, ищете, – очень вежливо произнес Маккул – было выброшено за борт, прежде чем призовая команда поднялась на борт «Эсперанс». Вы не найдете ничего, чтобы могло повредить моим землякам, так что можете не утруждать себя лишними хлопотами.
– Можете одеться, – коротко ответил Пэйн и, кивнув Хорнблауэру, поспешно вышел.
– Да, это человек просто невероятной вежливости, – заметил Маккул, застегивая бриджи.
– Я позабочусь о выполнении ваших просьб, – сказал Хорнблауэр.
Он задержался только для того, чтобы еще раз самым суровым образом проинструктировать начальника корабельной полиции и его капралов, призывая их к бдительности, и поспешил наверх, чтобы передать приказания относительно пищи и воды для Маккула. Затем он вернулся. Маккул жадно выпил кварту воды и попытался откусить кусок корабельного сухаря с солониной.
– Ни вилки, ни ножа? – полувопросительно проронил он.
– Нет, – ответил Хорнблауэр абсолютно бесстрастным тоном
– Я понимаю.
Было странно смотреть как человек, которого завтра должны повесить, неуклюже пытается откусить кусок твердого мяса.
Переборка, к которой прислонился Хорнблауэр, слегка завибрировала, и до них донесся приглушенный гул пушечного выстрела. Это означало, что заседание трибунала начинается.
– Мы должны идти? – спросил Маккул.
– Да.
– Значит я могу оставить эту изысканную пищу, не рискуя быть обвиненным в отсутствии хороших манер.
Вверх и вверх по трапам – на верхнюю палубу. Два моряка впереди, за ними – Маккул, Хорнблауэр – следом и два капрала корабельной полиции прикрывают тыл.
– Я частенько раньше шествовал по этим палубам, – заметил Маккул, оглядываясь по сторонам – но с куда меньшей торжественностью.
Хорнблаур промолчал – он внимательно следил, чтобы пленник не вырвался и не бросился в море.
Трибунал. Золото эполет, обычная судебная процедура, – и все это на борту «Славы», раскачивающейся на якорях под порывами шторма, под свист ветра в такелаже и стон древесины. Установление личности подсудимого. Вопросы суда.
– Ничего из сказанного мною не может быть услышано среди этих символов тирании, – ответил Маккул на обращение председателя трибунала.
Понадобилось всего лишь пятнадцать минут, чтобы приговорить человека к смерти: «Решение трибунала таково, что вы, Барри Маккул, будете повешены за шею…»
Кладовая, в которую Хорнблауэр привел пленника после окончания церемонии, теперь стала камерой приговоренного к повешению. Запыхавшийся мичман вбежал в нее, почти наступая ему на пятки:
– Капитан свидетельствует вам свое почтение, сэр и желал бы поговорить с вами.
– Очень хорошо, – ответил Хорнблауэр.
– С ним адмирал, сэр, – добавил мичман в приливе доверительности.
Контр-адмирал, достопочтенный сэр Уильям Корнуоллис действительно сидел в капитанской каюте. Вместе с Пэйном и Сойером. Как только Хорнблауэр предстал перед ним, адмирал сразу же перешел к делу:
– Вы тот самый офицер, которому поручено руководить казнью? – спросил он.
– Да, сэр.
– Тогда запомните хорошенько, молодой человек…
Корнуоллис был популярен среди матросов и офицеров, строгий, но справедливый, он обладал непоколебимым мужеством и высоким профессионализмом. Под своим прозвищем «голубой Билли» он был героем многочисленных анекдотов и даже баллад. Но, переходя к тому, что он сейчас собирался сказать, Корнуоллис, похоже, ощущал некоторую неуверенность, не свойственную его характеру. Хорнблауэр ожидал, пока адмирал продолжит.
– Запомните хорошенько, – повторил Корнуоллис, – он не должен проронить ни слова перед тем, как его повесят.
– Ни слова, сэр? – переспросил Хорнблауэр.
– По крайней мере, четверть экипажа этого корабля – ирландцы, – продолжал Корнуоллис.
– Речь Маккула для них будет все равно, что искра, брошенная в пороховой погреб.
– Понимаю, сэр, – сказал Хорнблауэр.
Однако же и казни имели свои мрачные традиции. С незапамятных времен приговоренный имел право на последнее слово…
– Повесьте его, – произнес Корнуоллис, – это покажет всем остальным, что их ожидает в случае дезертирства. Но только дайте ему раскрыть рот, – а язык у этого парня подвешен неплохо, – и еще добрые полгода брожение среди матросов нам гарантировано.
– Да, сэр.
– Как вы этого добьетесь – ваше дело, молодой человек. Можете накачать его ромом, – но чтобы он не смог сказать ни слова – ни слова, слышите? – под вашу личную ответственность.
– Есть сэр!
Пэйн вышел из капитанской каюты вслед за Хорнблауэром:
– Вы можете заткнуть ему рот паклей, – предложил он, – со связанными руками он не сможет от нее избавиться.
– Да, конечно, – ответил Хорнблауэр, похолодев от одной мысли об этом.
– Я нашел для него священника, – продолжал Пэйн, – но он – тоже ирландец. Мы не можем рассчитывать, что он посоветует Маккулу держать язык за зубами.
– Да, – кивнул Хорнблауэр.