Мать Брюса, Одри, поддерживала идеальную чистоту в доме с белыми от стены до стены коврами и семью ванными комнатами. Ее отличали ухоженные ногти с цветом лака, о котором в следующем месяце я читала в «Вог», и стильно уложенные волосы. Но помимо маникюра, Одри могла похвастаться и хорошим характером, позволяющим ей легко сходиться и ладить с людьми. В разговорах с подругами я называла ее Одри Безупречный Вкус. Она получила диплом учителя, но ко времени нашего знакомства работа осталась в далеком прошлом, и свое время она делила между обязанностями жены и матери и общественной деятельностью: вечный член родительского комитета, вожатая каб-скаутов[3], президент отделения «Хадассы»[4], короче, человек, на которого всегда можно рассчитывать при организации благотворительного обеда в синагоге или зимнего бала.
Недостаток таких родителей, думала я, состоит в том, что они убивают честолюбие в своих детях. С моими разведенными родителями и долгами за обучение в колледже мне всегда приходилось лезть из кожи вон, чтобы подняться еще на одну ступеньку социальной лестницы, получить новую работу, новый заказ на статью, расшибаться в лепешку ради денег, ради признания, ради славы, ведь только так можно стать знаменитой, когда твой удел – пересказывать истории других людей. Когда я начала работать в маленькой газете затерянного бог весть где городка и писала об автомобильных авариях и заседаниях советов директоров местных компаний, мне не терпелось перейти в более крупную газету, а когда я в такую газету перешла, то уже через две недели стала готовиться к следующему переходу.
Брюс же спокойно плыл по течению. Работал над диссертацией, учил студентов здесь, писал статью там, получал в два раза меньше меня, позволял родителям оплачивать страховку автомобиля (если уж на то пошло, то и сам автомобиль), «помогать» с оплатой аренды квартиры и совать ему сотенные при каждой встрече. Кроме того, они давали ему более чем щедрые чеки на день рождения, Хануку, другие праздники, а то и без всякого повода. «Сбавь темп, – говорил он мне, когда я ранним утром вылезала из кровати, чтобы поработать над статьей или поехать на работу в субботний день для отправки писем нью-йоркским редакторам на предмет возможных заказов. – Тебе надо больше наслаждаться жизнью, Кэнни».
Иногда я думала, что ему нравится представлять себя одним из героев ранней песни Спрингстина – яростным, страстным девятнадцатилетним романтиком, сражающимся с миром вообще и с отцом в частности, ищущим единственную девушку, которая могла бы его спасти. Да только родители Брюса не давали повода взбунтоваться против них: не заставляли работать, не держали в ежовых рукавицах, не ограничивали в деньгах. И песня Спрингстина длилась только три минуты, включая припевы и гитарный финал, и в ней ничего не говорилось о грязной посуде, невыстиранном белье, неубранной постели и еще тысяче мелочей, из которых и складываются взаимоотношения. Мой Брюс предпочитал дрейфовать по жизни, лениво проглядывать воскресную газету, курить первоклассную травку, мечтать о работе в крупных газетах, о получении заказов на значимые статьи, палец о палец не ударяя для этого. Однажды, на начальном этапе нашей совместной жизни, он послал свои ранее опубликованные материалы в «Икзэминер» и получил короткий ответ: «Попробуйте связаться с нами лет через пять». Брюс бросил письмо в коробку из-под обуви, и больше мы его не обсуждали.
Но он был счастлив. «Голова пустая, мне плевать», – пел он мне, цитируя «Грейфул Дед», и я заставляла себя улыбаться, думая, что вот у меня голова никогда не бывает пустой, а если такое случится, я постараюсь сразу принять меры.
«И куда привела меня моя спешка? – размышляла я, продолжая прихлебывать получившееся пойло прямо из миски. – Какой в этом был смысл, если он меня больше не любит?»
Я проснулась после полуночи, пуская слюни на диване. В голове кто-то стучал. Потом я сообразила, что стучат в дверь.
– Кэнни?
Я села, какое-то время потребовалось, чтобы определить, где руки и ноги.
– Кэнни, немедленно открой дверь. Я волнуюсь. Моя мать. Господи, за что?
– Кэнни!
Я калачиком свернулась на диване, вспомнив, что она звонила мне утром, миллион лет назад, чтобы сказать, что будет в городе, в клубе «Гай бинго» и, возможно, они с Таней заглянут ко мне, когда игра закончится. Я поднялась и как можно тише выключила торшер. Получилось не очень тихо, поскольку торшер упал. Нифкин завыл, запрыгнул в кресло, с упреком посмотрел на меня. Мать вновь забарабанила в дверь.
3
Каб-скауты – подразделение организации «Бойскауты Америки», в которое входят мальчики 7-10 лет.