– Чего задумалась? Приехали.
Машина остановилась напротив подъезда.
– Ты сейчас так хорошо откинула со лба прядку, – сказал Сергей. – Можешь повторить?
– Зачем?
– Просто очень изящный жест.
Танюшка механически провела ладонью вдоль линии лба, заслужив поцелуй Сергея.
– Я, кстати, по случаю бутылочку прихватил, – сказал он.
– По какому это случаю?
– Татьянин день, как-никак. Или ты собираешься мне трезвенника родить?
Светало рано, очень рано. Несмотря на ночные заморозки, запоздавшая весна обещала близкое тепло и близкую радость, раздавая по своему обыкновению щедрые обещания. Весне хотелось верить, грядущему вообще…
Схватки начались под утро, когда ей смертельно хотелось спать, и она поначалу пыталась отмахнуться от боли, чтобы поспать еще, но тут внутри нее что-то лопнуло, боль скрутилась внизу живота тугим узлом, и скоро не осталось ничего вокруг, кроме этой раздирающей боли. «Сережа, Сережа!» – она сперва звала мужа, который со сна плохо соображал, что делать, потом звала маму, потом, охая и стиснув зубы, долго спускалась по бесконечной лестнице, потому что Сергей решил, что довезет ее быстрей, чем приедет «скорая».
Потом, мучаясь в предродовом отделении и периодически, между болью и нестерпимой болью, снова ныряя в сон, вызванный уколами, которые ей щедро вкатили, она успевала вскользь подумать, что пусть лучше будет больно ей, чем ребенку. «Все в порядке, Таня, все в порядке», – толстая медсестра, которая что-то делала с женщиной на соседней койке, изредка повторяла бесцветным голосом, пытаясь то ли действительно ее успокоить, то ли оправдать свою неспособность приглушить ее боль. И Танюшка снова ныряла в черный глубокий сон, из которого всякий раз вырывал ее медведь, терзавший когтистой лапой ее нутро, пожиравший кишки и печень. Прямо над ней под потолком нервно мерцала желтая лампочка, и казалось, что этой лампочке тоже больно, потому что если есть боль, то кроме нее в мире не остается ничего другого. Только больная лампочка снаружи и медведь внутри. А где-то в параллельном мире, напитанном золотистым светом, по желтой глади первобытных вод плавала ее доченька, укутанная лепестками лилий, в блаженном неведении о страдании и о том, что именно называется жизнью. Зачем она так упорно стучалась сюда, разрывая изнутри свою мать?
Боль пронзила ее насквозь острой пикой, выскочив изо рта безумным, некрасивым криком. Крик заставил наконец явиться врача, до сих пор блуждавшего где-то в гулких сквознячных коридорах, ведущих в саму преисподнюю. «В родзал, у нее полное раскрытие!» Толстая медсестра, подхватив Танюшку подмышки, заставила ее подняться и следовать за ней в родзал, где уже корчилась на столе толстая женщина с рыжими растрепанными кудрями.
Потом боль отпустила, остались только пульсирующие схватки, тяжелое дыхание и побудительные возгласы черноглазой врачихи: «Давай, давай!», в какой-то момент почти превратившиеся в кудахтанье. Черная птица с сиплым надрывным криком захлопала крыльями, пытаясь взлететь вверх, вверх, к самому потолку, искусственному мертвенно-бледному свету. Еще, еще раз! Пырх-пырх, в последней, смертельной потуге тела… Потом разом все кончилось, и ярко-розовый комочек жалобно заплакал на руках у врача.
– Покажите мне девочку, – попросила Танюшка.
– Откуда ты знаешь, что девочка?
Влажные черносливы глаз и черный пушок на головке – это была ее девочка, с болью и кровью вырванная из когтистых лап огромного медведя. Сколько страхов и суеты вокруг этих родов, а ведь есть только боль и кровь, страдание, через которое зачем-то нужно пройти… «Отдыхай пока!» Дочку у нее сразу забрали и куда-то унесли.
В послеродовой палате лежала эта женщина с рыжими растрепанными кудрями. Уже спокойная, умиротворенная, она сразу же спросила Танюшку, кто у нее родился и сколько ей лет.
– Я и гляжу, ты еще молодая, первый ребенок. А у меня уже третий. Я из Усть-Тулоксы сюда приехала рожать, потому что у меня варикоз, я даже летом в колготках хожу. Врачи говорят, дура, что ли, третьего ребенка рожать? А если у меня второй муж своего ребенка хочет? Муж, он еще не у каждой есть, у нас в поселке вообще большая редкость. У тебя есть муж?