Ты меня разозлил окончательно.
— Значит, так, — смело посмотрела я в его карие глаза. — Теперь ты слушай сюда. Я никуда из школы не уйду! Мы за это место с дедом столько сил отдали, и денег. Одни учебники и форма чего стоят. Я понимаю, что сытый голодному не товарищ, и для тебя — это копейки, но не для нас. Я буду учиться здесь.
— Да? — снова приблизил он своё лицо ко мне. — А проблем огрести в таком случае ты не боишься?
— Боюсь, — ответила я. — Но что мне прикажешь делать? Ты получил компромат на меня и подло пытаешься его использовать в своих целях. Что ж, если цена места в этой школе и того, чтобы ты уже наконец оставил меня в покое — мои раскрытые секреты, то пожалуйста — обнародуй их уже. Ты…
Я поперхнулась словами. Говорить об этом тяжело, особенно с ним.
— Ты прекрасно знаешь, какая судьба мне досталась. И тебе нисколько меня не жаль. Ты целовал меня, а теперь хочешь растоптать, вывалив на всеобщее обозрение мою боль, чтобы все над этим посмеялись. Если девочка, которая фактически признана сиротой, потому что осталась без отца, а мать неизлечимо больна и даже не узнает собственную дочь, которая вынуждена была временно жить в приюте, где её били мальчики — это смешно, то… Давай, распечатай и покажи всем. Только помни, что обидеть сироту — не зря считается одним из самых больших грехов. Потому что я беззащитна перед тобой. С таким же успехом ты мог бы пинать слабого котёнка. Я тебе открылась, несмотря на всё то, что ты сделал ранее, а ты… Он опустил голову, сопел и молчал.
Я знаю, что он не гад до мозга костей, каким хочет показаться. Ему просто больно, и он решил обратить свою боль против меня. Я отчего-то уверена, что никому ничего он не покажет. А если и покажет, то этот позор не стоит места в этой школе и трудов деда. Я потерплю ради него и своего будущего.
— Ты разочаровал меня, Даня, — сказала я. — Можешь всем показать мой дневник. Только больше ко мне даже не подходи после этого.
Я отодвинула его в сторону, закончила с уборкой в шкафчике. Закрыла его и закинула на плечо рюкзачок. Уже развернулась, чтобы уйти, но он удержал меня за лямку рюкзака.
— Что?
— Подожди, — сказал он негромко и полез в свой ранец. Достал оттуда зелёную тетрадь и протянул мне. — На.
Я удивлённо посмотрела на него. Решил отдать?
Что ж, он в самом деле не такой уж и засранец, но… Уже поздно.
Робко забрала тетрадь из его рук и спрятала в свой рюкзак.
— Спасибо, — повернулась я к нему. — Только тебе это уже не поможет всё равно — я увидела твоё истинное лицо. И я, кстати, решила, что в самом деле подумаю об отношениях с твоим братом. Он хотя бы не шантажирует меня ничем… И…
Договорить я не успела. Меня внезапно прижали спиной к шкафу. Даня заткнул меня поцелуем…
54.
Внутри меня тут же поднялась волна возмущения.
Он думает поцелуем загладить свою вину? И что я ему позволю себя целовать после этого всего? Со всей дури, как могла, зарядила ему по башке.
Даня выпустил меня и застыл на месте, тяжело дыша.
— Ты офигел, Бодров? — спросила я. — Я же сказала тебе больше не приближаться. Лавочка прикрыта и наивная Агния, которая боялась тебя и верила, ушла и больше не вернётся. Хватит уже об меня ноги вытирать.
— Я тебе с ним быть не дам, — заявил он, глядя на меня исподлобья.
— Как же ты помешаешь? — изогнула я бровь. — Будешь бить собственного брата?
— Если надо будет — побью, — ответил он.
— Как всё серьёзно, — повела я плечом. — А может, проще было признаться, что самому хочется занять это место?
Он молча хмурился и прожигал во мне дыру.
— А уже всё равно поздно, Бодров, — сказала я ему. — И не смей мне указывать с кем встречаться!
Я тряхнула головой и пошла к выходу.
— Ну если тебе не жаль своих принцев, которые потом в больничке кости буду собирать, то рискни, — услышала я в спину и обернулась.
Он же несерьёзно это? Но судя по взгляду и напряжённому виду, Даня вовсе не шутил.
То есть сам он встречаться со мной не хочет, но и другим не даст? Очень логично. — Собака на сене, — сказала я ему, отступая всё дальше от него спиной.
А потом развернулся и бросилась к выходу. Так хотелось вот прямо убежать от этого всего, от этой боли и обиды.
Если он сам хочет стать моим парнем, то почему вот так себя ведёт? Почему не хочет сказать об этом? Что ему мешает? Ему что — стыдно встречаться с такой, как я?
В боку уже кололо и я замедлила бег по парку.
Слёзы сами собой бежали по щекам. Я чувствовала себя как никогда ничтожной, убогой, ничего не достойной. Всё же мои секреты в дневнике сыграли против меня: он почитал, что я не только сирота, но и дочь женщины, пустившей свою жизнь под откос, как бы сказали — алкашки. Наверное, он решил, что это и меня ждёт в будущем, и что я — не его поля ягода.