Глава 37
Он проснулся от звука мерных ударов. Будто что-то большое, животное методично бодало деревянную стену. Следом ухо различило скрип досок, крики чаек и приглушенный гул людских голосов. Попытался сесть, подставляя глаза вязкому полумраку. Не удалось. Не пускали веревки, обвившие запястья и щиколотки. Правую руку неприятно покалывало. Сколько же он так пролежал? И, главное, где?
— Эй, — крикнул что есть мочи.
Похоже, в трюме он оказался единственным пассажиром.
— Эй!
Комната дешевой таверны всплыла последним воспоминанием. Он поселился там, уплатив вперед за два дня, которые оставались до отплытия корабля в Циндарию. С капитаном было уговорено.
— Эй! Балор вас всех забери!
Денег, что передала мать, хватало на комфортное путешествие, да и на первое время тоже.
Главное, убраться подальше от столицы, пока не истек срок.
— Эй!
Как он здесь очутился? Заснул на пропахшим кислым матраце из несвежей соломы. Отвратительно, но лучше чем подстилка в камере. И, кажется, сквозь дрему слышал скрип ставен. Не придал значения. Похоже, зря.
Волна с силой ударила о борт. Накренила судно, заставила покатиться порожней бутылкой, пока спина не встретила угол какого-то ящика. Зашипел от боли. Выругался, давясь ненавистью, поминая всех, кто приложил руку к его свержению. Шаги услышал не сразу, но прямоугольник света, упавший на доски, убедил — идут. Перевернулся, чтобы лучше видеть спускающегося. Детина оказался здоровым, волосатым и одноглазым.
— Наша милость проснулась?
Присел на корточки, скаля щербатый рот.
— Немедленно развяжи меня и отведи к капитану.
— Конечно, ваша милость. Сию минуту, ваша милость. Может, прикажете того, отужинать?
— Да, и умыться, — скривился презрительно.
К окружающим звукам добавился еще один. Хохот.
— А ты смешной.
Сказал, кидая на пол бурдюк и миску с кашей. Потянул руки.
— Даже не думай, — оскалился пленник.
— Ну, хочешь жрать связанным, жри. У меня и без тебя забот хватает.
Поднялся.
— Стой! Как я здесь оказался?
— Как и остальной груз, принесли.
— Кто?
— А мне почем знать? Видать, допек кого-то. Да не волнуйся, ваша милость, — ощерился. — Капитан обещался тебя непременно в самый лучший определить.
— Куда?
В хриплом голосе проклюнулся страх.
— В чертог ночи. Не слыхал? — детина удивленно почесал рассеченную бровь. — Ну это те же веселые дома, только при храмах Ккугрхи, богини их местной. Чтоб, значится, безобразничали под присмотром. Как там на деле, никто не знает, — свои молчат, а чужих не пускают. А вот златовласки, как ты, у них в цене. И платят за таких вдвое. Так что до Хаттора доедешь в целости и сохранности. Порченый товар никому не интересен. Не передумал еще насчет рук?
— Пошел вон!
— Ну как хочешь, — матрос презрительно сплюнул в миску и, пнув ее на прощанье, ушел.
Когда пленник предложил капитану сделку, тот рассмеялся. С Талли капитан вырос на одной улице и как-то в глупой драке тот спас ему жизнь. А шанса вернуть долг все никак не представлялось. До этого дня.
-
— Не расстроена приговором?
Пробежал пальцами по обнаженным плечам, вынырнувшим из-под одеяла.
— Изгнание, — лежащая на животе Лена загнула большой палец, — лишение титула, привилегий, принятый гейс и, наконец, высшее наказание.
Внимательно посмотрела на кулак, положила на него подбородок и добавила:
— Мне кажется, достаточно. Главное, что он будет где-то далеко и больше не сможет причинить вред. Такой Фергюс меня вполне устраивает.
Смешно зевнула и повела плечами, заставляя вытатуированную птицу взмахнуть крыльями. Но внезапно насторожилась:
— А что?
— Ничего, — засмеялся, разглаживая пальцем хмурую складочку между бровями. — Все хотел спросить, — повел ладонью по рисунку на спине, отвлекая, — почему ворон?
— Нужно быть сильной, — сказала просто.
Талли бережно взял ее за подбородок. Заглянул в ставшие на мгновение серьезными глаза.
— Даже рядом со мной?
— С тобой нет, — доверчиво потерлась щекой о ладонь, — с тобой я могу просто быть.
После того страшного дня стало легче. Потому что когда сомнения и недосказанность ушли, схлынули мутной пеной, осталось только гениальное в своей простоте:
— Я тебя люблю, — поцеловал в пеструю от косичек макушку.
— И я тебя люблю, — улыбнулась, переворачиваясь на спину. — Талли.