Влад встряхивает меня за плечи и пристально смотрит в глаза:
— И что ты там будешь делать?
Всхлипываю. Тру лицо ладонями, из которых он успевает вовремя вынуть телефон.
— Не знаю. Просто я смогу сказать ему, что я вернулась. Я рядом, он может больше не прятаться. Я помогу, я… — слезы все ж таки текут рекой.
Мне так жаль в душе маленького потерянного ослика. Поэтому я напрочь забываю, что Руслан у меня здоровенный самостоятельный лось давно уже. Кажется.
Влад тяжело вздыхает:
— Он все это знает. Рус счастлив, что ты у него есть. Он заботится о тебе, как умеет. С ним все хорошо, поверь мне. Пожалуйста.
И что-то такое есть в его тоне, во всем его облике и взгляде, что я не могу. Просто не могу… не поверить.
Со всхлипом обвисаю в его руках. Уткнувшись в твердую, горячую грудь, я рыдаю и рыдаю.
Влад подхватывает меня на руки и уносит на диван. Несмотря на давнюю взаимную нелюбовь с этим предметом мебели, я смиренно сижу у Влада на коленях. Прячусь от мира, себя, своих страхов и ужасных новостей в его объятьях, уткнувшись носом ему в шею.
Так и засыпаю, окутанная знакомыми ароматами бергамота, кедра и пачули.
Глава 34
Эмоциональные качели
'Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Все может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!'
А. С. Пушкин
Утром первое, что я вижу, с трудом открыв глаза, это Влад.
Мы ночь проспали на диване в обнимку. Теперь у меня в затекших мурашках шея и рука, а он, скорее всего, весь. Ибо спала я практически на нем.
И впервые для меня сон на диване не сопровождался никакими гадостями и кошмарами. Я с него не упала, он подо мной не сложился, не провалился, пуфиком меня сверху не накрыло. В целом — впервые в жизни я просто спала на диване. Может, он не так и плох, как мебель?
Во сне Влад улыбается. Такой солнечный, милый, теплый, родной.
На глаза ему упала широкая прядь, к которой так и тянулась рука: убрать, погладить, пропустить между пальцев.
Рита! Рита, очнись! У тебя пропал сын, ты стара для такого идеального гениального красавца, да и, вообще-то, впереди тебя ждет трындец на работе, сложный развод и очень призрачные перспективы занятости, дорогая. Собери уже мозги в кучу.
Порция собственного яда хорошо бодрит с утра, поэтому я подрываюсь к телефону и в душ. И конечно же, бужу Влада.
— О, утро мечты, милая. Спасибо.
— Прости, я не хотела отдавить тебе ничего ценного, но, видимо, не вышло.
Нашариваю на полу рядом с диваном телефон, а Влад, вместо того, чтобы встать и собираться на пары, которые вчера никто не отменил, перехватывает меня рукой поперек живота и утаскивает обратно. Не только на диван, но и на себя.
Пресвятые Просветители, как же неловко.
Но классно.
«И-и-и», — пищу про себя и таю от восторга внутри.
Пока я судорожно разблокирую телефон, чтобы проверить мессенджеры и почту, Влад, притянув меня к себе спиной, сопит и тихо фыркает мне в шею. Горячие колкие мурашки совершенно другого генеза, нежели прежде, мчат по мне табунами в разные стороны.
Я длинно выдыхаю сквозь навернувшиеся слезы облегчения, видя на экране письмо:
«Мам, не волнуйся. Я в порядке. Просто нужно подумать. Прости, что встревожил. Я не хотел. Не тебя. Обнимаю, еще напишу. Владу привет»
Меня затапливает счастьем, теплом и восторгом.
Он в порядке.
Может писать и где-то спрятаться.
Он в порядке.
Плачу. Снова. Теперь от облегчения и счастья.
А потом вдруг включается мозг:
— Скажи-ка мне, прекрасный, несравненный и гениальный Владимир Львович, — медленно формулирую я, пытаясь ухватить за хвост основную мысль и привязать к ней пару-тройку вспомогательных гипотез.
— Что-то мне начало уже не нравится, — бормочет в мою макушку Влад.
Еще бы.
Чует, паршивец.
— А с чего это Рус передает тебе привет, а?
В гнезде на моем затылке начинаются активные копошения, прямо-таки раскопки. В полнейшей тишине.
— Влад.
— Да, королева моего сердца? — и долгий выдох в основание шеи сзади. Бергамот, кедр и пачули окружают. Мысли разбегаются, так как письмо сына меня уже изрядно успокоило и расслабило.
Неплохо было бы взбодриться же?
— Я ведь сейчас развернусь, — начинаю я противным учительским тоном. Студики мои, обычно, когда его слышат, не только шпоры свои безропотно сдают, но и все девайсы шпионские.
Вот чего у Владимира Львовича не отнять, так это находчивости. Команда КВН Универа, где ему посчастливилось учиться, во времена студенчества Влада по нему рыдала горючими слезами, ей-ей.
Таинственным тоном шепчет на ухо:
— Все же хорошо у нас теперь? Да? Значит, мы можем спокойно…- вдох, а потом командным голосом над моей макушкой, — бежать на лекции!
Ё! Не можем! Должны!
И мы побежали.
Ремарка от героя, что уже полагает себя главным
'Не лениться, не зевать,
И иметь терпение,
И ученье не считать
За своё мучение…'
Сергей Михалков «Новый год»
Когда Марго узнает, что мы с Русом приятельствуем, то, вероятно, будет гневаться. И получим мы оба.
За тайны.
Но, как настоящие мужчины, ради мира в семье мы, естественно, потерпим.
Осталось все же прояснить вопрос с желанием моей Королевы родить и тогда…
Глава 35
Не суй свой нос в чужой вопрос
'Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат; '
А. С. Пушкин «Евгений Онегин»
Если я думала, что мои прекрасные родственники уймутся, и лезть в мою семейную жизнь перестанут — зря я так думала. Признаю.
Не общаясь с матушкой больше месяца, я совершенно выпустила из виду младших братьев. Которые до сих пор проявлялись в моей жизни, исключительно если им от меня что-то было нужно. Чаще всего срочно, по обыкновению: «еще вчера». А сейчас, сбросив звонок в вотсапе, автоматически отправила следом сообщение: «на паре», и только отправив, поняла — кому. Петр Анатольевич, собственной двухметровой тридцатидвухлетней персоной.
Не к добру это.
Насколько вырос мой пророческий талант, я узнала буквально через час, в свой обеденный перерыв. Старший из младших начал с наезда:
— Ритка, что за фигня?
— И тебе привет. Которая из? — как был мелким нахалом, так с годами ничего и не изменилось.
— Ну, мать говорит, ты не хочешь бронировать им санаторий, — ясно, мои слова в матушкиной творческой обработке теперь звучат так.
— Я в Китае, если ты не в курсе. Отсюда это не сделать.
— Ох, епт. Ладно, хрен с ним, сами оформим.
— Вот спасибо, дорогой! — верится с трудом, но вдруг?
— И это, ну, что за хрень там про развод какой-то? Ты в своем уме? Чего на Сашку накатила? — Петр сопит в трубку сердитым ежом.
Не твое это дело, мальчик. Совсем не твое. Но я же приличная и обстоятельная, да? Тогда так:
— О, какие интересные новости. А откуда они у тебя?
— В смысле — новости? Мать что, опять не так поняла? И это все бред? Ну, я же сразу ей сказал: ты же не дура, такого мужика потерять. Десять лет душа в душу, даже пацана его растишь.
Опустим матерные эпитеты, хорошо?
— Скажем так, это не ваше дело. Развожусь я или нет — это касается исключительно меня и Саши, ну, еще и Руса немного. Но не тебя или мать. Точно.