Не просто продуманная. Ушлая.
– Я понимаю, тема деликатная, – продолжала Миа. – Но я просто подумала, что вы теперь далеко и, возможно, вам захочется поговорить о Дженсенах. Вы поддерживаете с ними связь?
Теперь Марго задумалась, не издевается ли над ней эта девушка, потому что с чего бы им поддерживать связь с Дженсенами?
– Простите, – сказала она, включив мягкий голос, тот, который выработала для сцен, где надо сообщать членам семьи, что анализы показали не то, на что они надеялись, – но я думала, это статья обо мне и «Кедре».
Миа оказалась достаточно любезна, чтобы покраснеть.
– Я собирала материал о вашей жизни в Нью-Йорке, и мне показалось, что даты имеют значение.
Марго сидела с безупречно кротким выражением лица и пыталась представить, какой такой «сбор материала» привел эту девушку к делу Дженсен. Клиника сделала все, чтобы это не попало в новости; дело быстро уладили, а семье Дженсен не нужно было такого рода внимание. Соглашение было подписано. Марго смотрела Миа в глаза; она научилась держать паузу, пока та не начинала вызывать неловкость, любимый фокус журналистов с нею никогда, ни разу не срабатывал. Она любого могла перемолчать. Бой даже не был честным. Она не сводила с Миа глаз. Та была хорошенькой, такая, вероятно, среднезападная блондиночка, нос плосковат, щек многовато. Двадцать пять? Двадцать шесть? Без макияжа, но кожа ослепительная. Она ухаживает за кожей, как все молодые, самые талантливые или самые красивые – а часто и то, и другое – в своих городках, которые слетелись в Лос-Анджелес, чтобы обнаружить, что этот город переполнен такими же экземплярами. Тщательная небрежность Миа не обманула Марго; голос понизила, глаза округлились. Она была одета в свою вариацию наряда журналистки из развлекательного издания. Струящееся платье в цветочек, как будто из возобновленной постановки «Маленького домика в прерии», высокие кожаные ботинки на шнурках, длинная свободная коса, куртка-бомбер. Костюм. Марго смотрела на Миа и думала: я тебя знаю.
Подошел официант, Марго задала массу пустых вопросов по поводу меню, чтобы выиграть время, хотя никогда не ела во время интервью. Однажды, много лет назад, она совершила эту ошибку, и репортер нашпиговал статью описаниями того, как она отламывала кусочки скона, «как енот». Марго взглянула на часы: почти полдень.
– Не уверена, – сказала она, заговорщически понизив голос и улыбнувшись самой широкой из своих улыбок, – что смогу убедить вас выпить со мной бокал вина. У них тут изумительное «Гави ди Гави».
– «Гави»? – переспросила Миа, играя с тонкой цепочкой на шее, и распахнула глаза. – А что это?
– О, это нечто особенное. Два бокала, – сказала она официанту и, нарушая свое собственное правило, добавила: – И соберите для нас симпатичных антипасти, хорошо?
Она снова повернулась к Мие.
– Вы знали, что я ребенком проводила лето в Италии?
– Какое же оно дивное, – сказала Миа, поднося к губам второй бокал. Вино развязало ей язык, и теперь Марго задавала ей вопросы о ее работе, ее парне, стремившемся стать актером, ее надеждах и мечтах. – Я бы так хотела съездить в Италию, – призналась она Марго, залпом допив вино.
– Обязательно, – ответила Марго. – И когда соберетесь, я дам вам свой собственный список ресторанов.
И тут же добавила:
– А вы свободны сегодня вечером? Потому что в ArcLight, в Голливуде, премьера этого фильма Клуни, там все происходит в Италии. Я слышала хорошие отзывы. Должна была пойти, но сегодня у меня вечеринка в честь дочери моей лучшей подруги. Я точно смогу внести вас и вашего молодого человека в список, если вам это интересно.
– Вы смеетесь? – Миа слишком резко поставила бокал на стол. – Не знаю, как вас благодарить. Было бы потрясающе. Вы просто невероятно милая.
Задание выполнено. Марго увела разговор в сторону, так и не вооружив Миа для того, чтобы та написала: актриса не хочет обсуждать Дэвида или Дженсенов. Иначе это нежелание зажило бы своей жизнью. Еще какой-нибудь репортер прочитал бы о том, что она не говорит о Дженсенах, а потом еще один, и вскоре где-нибудь вышла бы большая статья, на свет вытащили бы болезненное прошлое – история достаточно сочная даже десять лет спустя, чтобы скормить ее бездонной яме развлекательной прессы.
– Ох ты, – сказала Марго, взглянув на часы. – Уже поздно. Боюсь, мне нужно бежать.
– Черт! – воскликнула Миа, поднимая блокнот. – У меня были еще вопросы.
– Времени только на один.
– Хорошо, – сказала Миа с облегчением, глядя в свои записи. Полистала молескин, остановилась, подняла глаза на Марго и улыбнулась. – Хорошо. Последний вопрос. Вы о чем-нибудь жалеете?