Фанни Бёркен была милой старушкой, жившей в крошечном домике с двумя работающими лампочками. Хотя она и содержала дом в чистоте, он пришёл в негодность. Мы узнали, что не так давно её сын погиб на мотоцикле в несчастном случае, и он был её единственной семьёй. Она не могла достать до ламп на потолке, чтобы заменить их, и некому было помочь ей поддерживать дом.
Это было незамедлительно: я перешла в режим, Исправить всё, и приказала Тейту поменять все лампочки в её доме. А потом я пошла в туалет и вычистила его от пола до потолка. Не знаю, почему. Ванна была чистой, но видимо моё время в колонии приучило меня мыть туалетные комнаты, когда мне нужно было работать. Это заняло у меня полтора часа, и я не возражала.
Я собрала всё белье с помощью Фанни и запустила стирку, а потом помогла мистеру Коннели починить протекающие трубы.
— Кейденс, мой гаечный ключ в боковом кармане сумки, — сказал он, лежа на спине, головой под кухонной раковиной.
Я изображала ассистента, пока Тейт смазывал и соединял плитку в ванной Фанни, как показал ему мистер Коннели, узнав, что Тейт никогда в жизни не занимался физической работой.
— Это он? — спросила я, поднимая инструмент с круглым креплением на конце.
— Близко. Это торцевой ключ, — ответил он. — Даже не знаю, откуда он в моей сумке.
Он вылез из-под раковины и стал рыться в боковом кармане своей сумки с инструментами. Он достал то, что, он сказал, называлось гаечным ключом.
— А, да. Я уже видела такие, — ответила я.
Мистер Коннели улыбнулся и залез обратно под раковину.
— Ты хороший помощник, Кейденс, — произнес он.
Я фыркнула. — Я ничего не сделала.
— Ну, ты составляешь мне компанию, и это мило, — ответил он.
— Только до тех пор, пока стираются простыни, — сказала я.
— И я ценю это, — отозвался мистер Коннели. — Не хочешь мне посветить?
— Конечно, — ответила я, и поковырялась в его сумке, пока не нашла миниатюрный фонарик. Секунду я колебалась, осознавая, что мне придется сидеть очень близко к мистеру Коннели, чтобы светить на трубы. Отверстие под раковиной было узким, и он занимал большую часть пространства.
— Свети вот сюда, прямо над моим лицом, — сказал он, наблюдая, как луч света бегает по темноте, пока я пыталась найти удобное положение. Я сидела, поджав под себя ноги, сгорбившись и прислонившись к его бедру. — Хорошо, — сказал он, — Так и держи.
Я наблюдала, как мускулы на его руках напрягались каждый раз, когда он работал ключом. Я чувствовала напряжение и в его бедре – как оно напрягалось, а потом расслаблялось каждый раз, когда он затягивал болт. И моё тело отвечало ему против моей воли. Мой мозг кричал мне оставаться неподвижной все то время, пока я чувствовала, как мой вес смещается, наклоняясь все дальше, все глубже в его тело. Мне было так хорошо, когда мое бедро прижалось к его бедру, и я закрыла глаза, представляя, как это было бы по-другому, если бы наши ноги были голыми.
— Кейденс? — услышала я издалека.
Я боролась с желанием коснуться его ноги. Мне хотелось этого гораздо больше, чем чего-либо другого. И не ногой. Мне хотелось провести рукой по его бедру.
— Кейденс? — голос прозвучал ближе.
Я открыла глаза и увидела, что мистер Коннели смотрел на меня. На его лице застыло нервное выражение, словно он в точности знал, что я проигрывала в голове. Но он не осмелился сказать это вслух.
— Свет? — спросил он.
Я и не осознавала, что опустила фонарик, и снова подняла его.
— Простите, — промямлила я, и посмотрела в сторону сушилки, когда услышала, как она загудела.
— Как раз вовремя, — произнес мистер Коннели. — Всё готово.
Я молча встала и пошла достать бельё.
Мы с Фанни постелили чистые простыни на её постель, и пока я была в её комнате, она показала мне коллекцию старых любовных писем, написанных её покойным мужем, когда они ещё встречались в школе. Я никогда в жизни не видела настоящего любовного письма, вручную написанного витиеватым почерком. Я вообще не думала, что мужчины могут писать таким почерком. Это была старая школьная любовь, и я подумала, что хотела бы, чтобы кто-нибудь и мне написал любовное послание.
Команда номер 2 работала снаружи, вычищая газон. Когда мы убедились, что, наконец, выполнили все работы по дому, то направились им помочь. Практически всё было доделано, и я устала. Я подмела переднее крыльцо, а потом села рядом с Фанни, чтобы послушать её истории из детства. У неё их было немало, и они были удивительны, но в основном я слушала из-за того, что знала, что ей нужно, чтобы кто-нибудь услышал их. Я подумала, что прошло уже немало времени с тех пор, как кто-то слушал её воспоминания.
В середине её рассказов мне стало страшно, я думала о том, что не хочу быть одна в старости. Это никогда не волновало меня до сих пор, но моя жизнь двигалась именно в этом направлении. За исключением Эвери у меня не было друзей, а она за настоящего друга и не считалась. Я не была в хороших отношениях с родителями, и я не была уверена, смогу ли на них положиться. У меня не было парня.
Я осознала, что некоторые дни я провела, едва разговаривая, ведь поговорить мне было не с кем. Если я не могу поупражняться в социальных навыках сейчас, как я могу надеяться завести друзей в колледже? Как могу надеяться на свидания, влюбленность и свадьбу? Я закончу жизнь одинокой, старой и седой в своём маленьком домишке на одного, сожалея о прошлом, в котором я допустила одну вшивую ошибку в выпускном году старшей школы, которая стоила мне любви и дружбы до конца моих дней.
— Но это были совсем другие времена, — услышала я слова Фанни. — Мы были бедны, а кола была лакомством.
Я улыбнулась, силясь игнорировать свои страхи.
— Позволь мне рассказать тебе о пенни, что я заработала за прибивание мух, — продолжала Фанни, и я представляла себя мухой на стене, но не в том смысле, как это принято говорить. Я была настоящей мухой на стене, занимающейся своими летучими делами, не подозревая, что делаю последние вдохи, когда Фанни нависла надо мной, держа мухобойку наготове, готовая уничтожить меня, как будто я ничего не значу.
***
— Ты очень молчалива, Кейденс, — сказал мистер Коннели, сидя напротив меня. Я наблюдала, как он вытряхивает хлопья красного перца на свою пиццу.
Мы все встретились за обедом в Альфредо, угощение от мистера и миссис Сандерс за успешный рабочий день. Мне хотелось домой. Мне было жарко, я была липкой и грязной, но это было бы грубо. И в любом случае, машины у меня не было. Я приехала с Эвери. К тому же, часть меня хотела продлить время с мистером Коннели, хотя я и была совсем не в настроении болтать. Мне просто хотелось смотреть на него.
— Разве? — спросила я, ковыряя пиццу.
— Не поклонница пиццы? — спросил он.
— Они ничего, — ответила я, а потом убрала с пиццы пепперони и закинула его в рот. Очень неподобающе даме. Моя мать бы не одобрила.
— Ты только что сказала ничего? — спросил мистер Коннели, усмехаясь.
— Разве? — я не знала. Мне было всё равно. Всё, о чём я могла думать – это о том, что я незначительная муха. Ах, да, ещё и раздражающая, вспомнила я слова Эвери.
— Что не так, Кейденс? — мягко спросил мистер Коннели.
Я глотнула колы. — Не хочу закончить жизнь старой и одинокой.
— Что заставляет тебя думать, что это произойдёт?
Я закатила глаза. — Вы же знаете, у меня нет друзей, — пробормотала я.
— Это старшая школа, Кейденс. Это не считается.
— А по ощущениям очень даже считается, — ответила я, слегка разозлившись, что он преуменьшает моё положение. — Знаете, это так по-взрослому говорить чушь вроде этой.
— Взгляни на это по-другому. Старшая школа не так уж важна.
— Да? Что ж, она важна, когда ты всё ещё в ней!
Мистер Коннели кивнул.
— Прости. Ты права.
— Я в том смысле, что для меня сейчас это действительность.
— Я полностью понимаю тебя, Кейденс.
Я сняла ещё одну пепперони со своей пиццы и засунула в рот.
— Ты не закончишь жизнь старой и одинокой, — произнес мистер Коннели через какое-то время.
— Ну, я боюсь этого. В смысле, увидев Фанни саму по себе, вот так. Без детей. Без мужа. Без соседей, готовых помочь. С кем ей поговорить?
— Не знаю, — ответил мистер Коннели.
Неожиданно я вспомнила момент из фильма Жена священника (англ. The Preacher's Wife) — кинофильм американского режиссёра Пенни Маршалл. Ремейк фильма 1947 года «Жена епископа»). Джеремайя маленький мальчик из фильма, должен был попрощаться со своим лучшим другом, который уезжал в другой штат, чтобы жить с приёмными родителями. Он повернулся к матери и сказал, — А кому мне рассказывать мои секреты?