Я извинилась и быстро вышла в туалет. Я едва успела закрыться в кабинке перед тем, как разрыдалась. Как я могла быть такой глупой? Как вообще я могла думать, что мной мог заинтересоваться взрослый мужчина? Что он верен мне? Я была неопытным подростком. Бесперспективным. Я жила в коконе. Это сделало меня легкой целью. Я была наивной и доверчивой – идеальная добыча для хищника.
По крайней мере, ты не занялась с ним сексом, подумала я. Это хоть немного, да утешало меня, хоть моё сердце и было расколото на две части. Он, правда, нравился мне. Я думала, что люблю его. Я была дурочкой, и ждала, когда моя сознательность бросит мне это в лицо. Но она этого не сделала. Она оставалась немой. Думаю, она злилась на меня.
Выйти из туалета и сидеть весь ужин с семьей, притворяясь, что мистер Коннели не сидит в паре метрах от меня на свидании, стоило мне всех моих сил. Он так и не заметил, что я там. Ни разу не посмотрел в мою сторону. Ни разу глаз не оторвал от этой женщины. Он слушал её с тем же вниманием, с каким слушал меня, когда я сидела у него на коленях и болтала.
И это ранило сильнее всего.
***
Марк: Я тут подумал, мы могли бы сходить куда-нибудь в пятницу вечером.
Я: (нет ответа)
Марк: Что думаешь?
Я: (нет ответа)
Марк: Кейденс? Ты сейчас занята?
Я: (нет ответа)
Марк: Ты спишь? Знаю, уже поздно. Прости, что так поздно пишу.
Я: (нет ответа)
Марк: Ладно, сладких снов.
Я уставилась на экран, наблюдая, как он то размывается, то фокусируется, когда я моргала. Слезы хлынули потоком, одна за другой, целый час, пока я, выплакавшись, не заснула. И сладких снов я не видела.
***
На следующий день я притворилась больной. Одно из преимуществ того, что я девушка, в том, что можно использовать месячные как предлог для выхода из неприятных ситуаций. Мне не хотелось идти в церковь. Не хотелось видеть мистера Коннели. Меня раздражало, что он вообще туда ходил. Он не верил в Бога. Ладно, это не совсем правда. В Бога он верил. Он не верил в Иисуса. Ладно, это тоже не совсем правда. Он верил, что Иисус существовал и был хорошим человеком, но не верит, что он был сыном Господа. Неважно. Суть в том, что наша церковь была помешана на Иисусе, так зачем ему вообще приходить? Полагаю, чтобы осчастливить свою мать. Меня всерьёз злило то, что мужчина, который был добрым и милым со своей матерью, вел себя как козел по отношению к другим женщинам. Знала ли она, что её сын был козлом? Возможно, мне стоит ей рассказать.
— Милая? Мне действительно не нравится, когда ты пропускаешь церковь, — сказал папа, стоя в дверном проходе.
У моего живота лежала грелка, колени прижаты к груди. Я вся горела, но раз уж я собиралась откосить от церкви, то должна выглядеть убедительно. Я даже подключила своё настроение аля у-меня-чертовы-месячные-так-что-оставьте-меня-блин-в-покое.
— Я нехорошо себя чувствую! — сорвалась я.
— Что не так? — спросил папа.
Я повернулась к нему.
— У меня месячные, ясно, папа? — рявкнула я. — У меня ужасные спазмы, и я хотела бы остаться одна!
Вот и всё, что мне стоило сказать. Папа кивнул и вышел, не сказав ни слова, мягко закрыв за собой дверь, и шикнул на Оливера, который стоял в коридоре, жалуясь на несправедливость.
— Да что ты? — заорала я. — Несправедливо, что мне приходится быть женщиной и проходить через это гадство каждый месяц!
Я подумала, что это был отличный ход.
Больше голосов в коридоре я не услышала. Слышала, как моя семья запрыгнула в папин джип и выехала с подъездной дорожки, и я тут же выключила грелку и сбросила её на пол. Я тяжело дышала, лежа на кровати, распластавшись, чтобы охладиться. Я вспотела, по линии роста волос собрались бисеринки пота, подмышки взмокли.
И тут пикнул мой телефон. Я схватила его с тумбочки.
Марк: Кейденс? Мы увидимся сегодня в церкви?
Я думала, отвечать ли. Зрелая женщина внутри меня считала, что не стоит, ведь это закончится тем, что я напишу то, о чем буду жалеть, но инфантильная семнадцатилетняя девчонка во мне сказала, что поделом ему.
Я: Нет.
Марк: Ох. Очень жаль. Я надеялся увидеть тебя сегодня.
Я: Почему?
Марк: ?
Я: Я подумала, что компанию тебе составит твоя новая девушка.
Короткая пауза. Я уже решила, что он и вовсе не ответит.
Марк: О чём ты говоришь?
Я: Я говорю о женщине, с которой ты был вчера вечером на свидании.
Очередная пауза.
Я: Верно. Я была там вчера. Я тебя видела.
Марк: Это не то, о чём ты подумала, Кейденс.
Я практически слышала нотки снисходительности в этом сообщении.
Я: Не надо мне тут! Это явно было свидание. Я не грёбаная идиотка. Но вот ты говнюк!
Марк: Почему бы нам не поговорить вместо того, чтобы переписываться?
Я: Иди к чёрту.
Марк: Кейденс? Позволь мне, пожалуйста, позвонить тебе?
Я: Пошёл. К черту...
Марк: Очень по-взрослому.
Я: Не надо говорить со мной о…
Мой телефон зазвонил, автоматически переключая экран на звонящего, а так как я писала в этот момент сообщение, я случайно ответила.
— Кейденс?
— Чего? — прокричала я.
— Пожалуйста, не вешай трубку, — попросил Марк.
— Я считаю, что ты величайший кусок дерьма на планете! Не могу поверить, что могла доверять тебе! Всё это время ты встречался с девушками за моей спиной! Так и знала, что есть причина тому, что ты не хотел увидеться на этих выходных!
Я ждала его ответ. Он тянул время.
— Её зовут Тиффани, — произнес он.
— Да мне насрать!
— Она работает с моей мамой, и без моего ведома мама устроила нам свидание. Когда она сказала мне, смываться было уже поздно. Я бы выглядел придурком.
— Почему ты не сказал своей маме, что уже встречаешься кое с кем? — сорвалась я.
— А что ты хочешь, чтобы я сказал, Кейденс? — спросил Марк. — Хочешь, чтобы я рассказал маме, что встречаюсь с одной из моих учениц, которая ещё даже не совершеннолетняя?
Я задохнулась.
— Ты стыдишься меня!
— Кейденс, я не стыжусь тебя. Я практичен. Ты с самого начала знала, что нам придётся держать это в секрете. По крайней мере, до тех пор, пока мы не освободимся от школы.
Рациональная часть моего сознания знала, что он был прав, но эмоциональная часть меня была обижена. И зла.
— Ты пялился на её грудь! — воскликнула я.
— Чего?
— Я видела, как ты пялился на её грудь после того, как рассмешил её!
— Ты это серьёзно? — спросил Марк.
— Да, я это серьёзно, — выплюнула я. — И даже не пытайся отрицать.
— Я и не стану.
Я снова задохнулась.
— Я двадцати восьмилетний мужчина. Я смотрю на грудь. Это естественно. Прости, если это выводит тебя из себя.
Мне хотелось просочиться через телефон и придушить его.
— Свои я тебе трогать больше не позволю, — прошипела я.
Марк фыркнул.
— Да ты, блин, прикалываешься.
— Вообще-то нет, не прикалываюсь, — взорвалась я.
— Кейденс? Думаю, нам лучше поговорить, когда ты успокоишься.
С тем же успехом он мог сказать: «Давай поговорим, когда ты перестанешь быть неразумной, эмоциональной особью женского пола». Моя злость переросла в ярость.
— Я спокойна. И в порядке, спасибо большое. Просто хотела дать тебе знать, что с этого момента ты можешь забыть об интимных прикосновениях ко мне, раз уж ты не уважаешь меня достаточно для того, чтобы не пялиться на других женщин, — произнесла я.
Марк вздохнул.
— Ладно, Кейденс.
Я не ожидала, что он это скажет. Я ожидала, что он станет спорить со мной, станет умолять позволить прикоснуться к себе. Мне семнадцать. Мне хотелось преклонения, черт бы его побрал!
— Может нам больше не стоит этого делать! — закричала я. — Может нам не стоит быть вместе!
Я задержала дыхание, ожидая его ответа.
— Увидимся завтра, — ответил он, а потом бросил трубку.
***
Я рисовала в тетради, пока мистер Коннели объяснял что-то о пределах. Я ни разу не взглянула на него, и, хотя боялась, что на уроке будет непросто и неловко, на удивление было скучно. Я не ждала, что он станет молить о прощении перед всем классом, а он не ждал, что я стану устраивать сцену. Мы оба вели себя мудро. Я чувствовала себя очень зрелой в тот момент, расширив границы своих познаний прошлой ночью. Я звонила Эвери, чтобы задать ей пару вопросов.