— Как, так? — моё сердце затрепетало в груди, сбившись с ритма.
— Кейденс, мы не можем это продолжать, — заявил Марк.
— Что ты имеешь в виду?
— Это, — сказал он, показывая на расстояние между нами. — То, чем мы занимаемся. Это должно прекратиться. Я могу потерять работу. Ты моя ученица. Это должно прекратиться.
— Я не понимаю. Я думала, что всё в порядке. Я не беременна. Всё хорошо, — моё сердце отчаянно билось в груди.
— На самом деле это не связано со страхом беременности, — сказал Марк. — Хотя это одна из причин.
— Но ты говорил, что всё хорошо…
— Не хорошо, Кейденс! Тебе восемнадцать! Ты слишком юна для меня, и мы разные. Ты это понимаешь?
Я вздрогнула.
— Так вот, я много думал об этом. Я не хочу детей. Никогда. Ты же наверняка в какой–то момент их захочешь. У нас разные цели и мечты. У нас разные ценности. Ты сама это сказала. Помнишь?
Я? Когда?
— Прости, но у нас просто ничего не выйдет.
— Что ты имеешь в виду? У нас выходило.
— Кейденс, то, что мы делаем, слишком опасно. Это нездоровые отношения.
— Как любовь может быть нездоровой? — спросила я.
— Мне…мне не нравится терять контроль, — ответил Марк. — А с тобой я всегда чувствую, что теряю контроль. Это нездорово. И этот страх беременности окончательно заставил меня это увидеть. Мне не нравится, кем я становлюсь. Импульсивным. Эмоциональным.
— В смысле, человеком? — огрызнулась я.
— Нет, Кейденс. Не человеком, — ответил Марк. — Я так себя не веду. Это не я. Это оставляет неизгладимые последствия. Мы должны остановиться.
— Я хочу быть с тобой, — прошептала я. Упала первая слеза.
— Это невозможно, Кейденс. Тебе восемнадцать. Мне двадцать восемь.
— Мне плевать!
— Мне нет! Это неправильно. Неправильно по стольким причинам.
— Ты говорил, что любишь меня, — я плакала, всхлипывая и вытирая нос.
Марк вздохнул.
— Кейденс, пожалуйста, не усложняй.
— Ты добивался меня! — вскрикнула я.
— Я знаю.
— Ты заставил меня поверить, что любишь меня!
— Я люблю тебя.
— Тогда почему ты так поступаешь? — рыдала я. — Почему бросаешь меня?
— Потому что это слишком тяжело, Кейденс. Это просто слишком тяжело. И я думаю, что мы причиняем друг другу боль.
— Вовсе нет, — заспорила я.
— Ссоры. Сложности, с которыми мы постоянно сталкиваемся, просто пытаясь встретиться. Скрытность. Это слишком тяжело. Я хочу нормальных отношений. Наши не такие. Не таких отношений я хочу.
— Наберись смелости сказать! — кричала я. — Ты меня не хочешь! Вот в чём всё дело!
— Прекрати! — заорал Марк. — Я не собираюсь тут с тобой спорить! Я устал от этого! Я очень тебя люблю, и очень хочу тебя. И именно поэтому заканчиваю всё это, пока не случилось ничего катастрофичного.
Что он там говорил о катастрофе? Она происходила прямо сейчас.
Дрожание в груди перешло в руки. Я потянулась к нему.
— Пожалуйста, не делай этого! — плакала я.
— Кейденс, не надо.
Я подбежала к нему и бросилась ему на шею.
— Ты любишь меня! Я знаю, ты любишь меня!
Марк заколебался перед тем, как обнять меня. Он сильно сжал меня, выбив из меня весь воздух.
— Я люблю тебя, — прошептал он. — Так сильно. Это больно, Кейденс. Мне больно.
Я обняла его сильнее. Думала, если покажу, насколько отчаянна, он передумает. Это просочится через мои конечности в его, и тогда он не сможет порвать со мной, потому что будет так же отчаянно нуждаться во мне.
Марк отпрянул. Я цеплялась за него.
— Кейденс, пожалуйста, отпусти.
— Не отпущу!
— Кейденс… — Марк оторвал мои руки от своей шеи.
— Не оставляй меня одну, — я задыхалась.
— Прости. Но я так не могу.
Я больше ничего не слышала. Было слишком больно. Но и уйти я тоже не могла. Знала, что не могу вести машину. Я бесконтрольно рыдала, и моей единственной мыслью было спрятаться от него, поэтому побежала в ванну и захлопнула дверь.
Сидя на полу, выплакивала свою боль и страх. Мне было страшно. Страшно быть одной. Страшно увидеть его завтра. Страшно, ведь я потеряла своего единственного настоящего друга. Словно снова повторяется август, и я собираюсь в школу, а на горизонте никого не было. Никого, с кем я могла бы чем-то поделиться. Никого, кто стал бы слушать меня. Никого, с кем можно было бы провести время. Только я, одинокая и напуганная.
Я сфокусировалась на Эвери. Может, она была моим другом. Может, я была не совсем уж и одинока. Может, за всё это время, что мы провели вместе, мы на самом деле построили настоящие отношения – не притворство, что мы изображали в начале года. Может, я могла бы позвонить ей.
Может.
Я посмотрела на время. Просидела в ванной уже полчаса. Я устала, и мне хотелось домой.
Когда открыла дверь ванной, Марк сидел на кровати.
— Ты сможешь доехать до дома?
Я кивнула.
— Я… Я понял, что ты можешь меня разрушить, — сказал Марк.
Я была в шоке.
— Что?
Он избегал моего взгляда.
— Я не прошу тебя молчать об этом. Можешь делать то, что считаешь правильным.
— Думаешь, я стану рассказывать о нас, чтобы отомстить? Считаешь меня настолько незрелой и злобной?
— Нет. Не считаю.
Мы уставились друг на друга.
— Ты понимаешь, что я поступаю так, как, по-моему, мнению, будет лучше?
Я кивнула.
— Прости, Кейденс, — мягко попросил Марк.
Я кивнула. А потом развернулась, чтобы уйти. Мои ноги двигались на автопилоте, дойдя до двери, открыла её, закрыла, дошла до машины. Повернула зажигание. Включила задний ход. Отъехала. Всё происходило на автомате, ведь чувств не было. Я оставила их на полу его ванной.
***
— Кейденс? — спросила за ужином мама.
— Да, мэм?
— Ты в порядке?
— Да, мэм.
Она бросила взгляд на папу, передав ему невысказанное послание. Она беспокоилась, но я не знала, что сказать.
— Кейденс? — спросил папа.
— Да, сэр?
— В эту пятницу ты остаешься у Эвери?
— Да, сэр.
Он кивнул.
— Чем займётесь, девочки?
— Поедем в торговый центр.
Папа усмехнулся.
— Знаю, вы, девчонки, обожаете торговый центр.
Я кивнула.
— Чем ещё? — спросила мама с воодушевлением.
— В кино пойдём, — я даже не соображала, что говорила. Просто несла чепуху.
— Тебе нужны деньги? — спросил папа.
— Нет, сэр.
— Хочешь раздавать программки в воскресенье? — предложил он.
— Да, сэр.
Молчание.
— Можно мне выйти? — попросила я. И была уверена, что родители откажут. Они всегда отказывали, если только я не просила о чем-то, связанном с Эвери. Я поняла, что стоило сказать: «Можно мне выйти и пойти к Эвери?». Я резко подняла голову, услышав мамин ответ.
— Конечно.
Мне казалось, если останусь секундой дольше, мама передумает. Я выскочила из-за стола и ушла в свою спальню. Залезла на кровать и спряталась под одеяло. Мне хотелось позвонить ему. Мне хотелось увидеть его. Знала, это потому, что мне было восемнадцать. Было бы мне тридцать, у меня бы наверняка было больше самоуважения или, хотя бы, перспектив. В конце концов, он выбросил меня из своей жизни, и мне не хотелось поддаваться отчаянию. Но это была пытка, не иметь возможности поговорить с ним. И сегодня я не стану притворяться, что это не так.
***
Следующий школьный день был самым сложным в моей жизни. Гораздо хуже первого дня. Даже хуже моего первого дня в колонии. Я слонялась по коридорам в поисках Эвери. Нигде не могла её найти и запаниковала. Позже узнала, что она подхватила грипп, и я была сама по себе.
Мат.анализ был невыносим. Я пыталась сосредоточиться. Правда, пыталась. Не то, чтобы меня волновал материал. Но мне нужно было на нём сосредоточиться, чтобы отвлечься, удержаться от истеричных рыданий. Всего пару раз бросила взгляд на мистера Коннели, но этого было достаточно, чтобы заметить круги у него под глазами. Его волосы были в беспорядке. Он криво повязал галстук и надел мятую рубашку. Он выглядел кошмарно, и я надеялась, что его вид отражал то, что творилось в его сердце.
— Мистер Коннели? У Вас похмелье? — спросил кто-то.
— Что?
— Вы совершенно потеряны.
Хорошее слово.
— Я в порядке. А теперь, вернёмся к задаче, — огрызнулся мистер Коннели, и никто больше слова не сказал о его виде.