— Я не незрелая! — крикнула я.
Отец шагнул ко мне и остановился.
— Грейси, тебе лучше уйти, — велел он моей бывшей подруге.
Грейси соскочила с дивана и прошла мимо меня
— Мне жаль, Кейденс, — прошептала она.
— Ага, уверена, что тебе жаль, — ответила я, и только теперь по щеке покатилась первая слезинка.
Как только Грейси ушла, разразился скандал.
— Что нам с тобой делать? — ревел отец.
— Ничего! — кричала я в ответ. — Мне восемнадцать! Вы ничего не можете со мной сделать!
— Как давно все это началось?
— Это не имеет значения, — ответила я. — Я люблю его, — я развернулась, намереваясь уйти, но отец схватил меня рукой за предплечье, подтащил к мягкому креслу и швырнул в него. — Ты никуда не пойдешь, пока я с тобой разговариваю, — предупредил он, нависнув надо мной. — А теперь я хочу узнать, когда это началось.
— В сентябре, — призналась я. Мой голос внезапно прозвучал тонко и испуганно.
— Боже мой, — прошептала мама. — Лиам, ей тогда было всего семнадцать. Ей же тогда было только семнадцать!
Отец сердито зыркнул на меня, а затем внезапно его взгляд смягчился.
— Это мужчина соблазнил тебя?
Я покачала головой.
— У вас с ним был секс?
Я не пошевелилась. Этот вопрос был уже очень личный и он переходил все границы.
— У вас с ним был секс?
Я расплакалась.
— Ответь отцу, Кейденс, — велела мама. Удивительно, но она прекратила плакать. Она выглядела такой же взбешенной, как и отец.
— Да, — но произнесла это слово не я, а мой брат. Я ушам своим не поверила. Поверить не могла, что он вот так предал меня.
— Что? — спросил отец, посмотрев на Оливера.
— Я... я знал, что Кейденс занимается сексом с кем-то, но она не сказала мне с кем, — объяснил брат.
— Заткнись, Оливер, — встряла я.
— Откуда ты узнал? — поинтересовалась мама.
— Я подслушал...
— ЗАТКНИСЬ! — проорала я.
— Она думала, что беременна, — все же рассказал Оливер.
У меня была только одна мысль: мне нужно убраться из этого дома. Я очень боялась реакции отца, и мне нужно безопасное место. Желательно где-нибудь вместе с Марком.
Отец развернулся ко мне.
— Это правда?
Я чувствовала себя так, будто у меня нет выхода и выдала все.
— Я люблю его! — прорыдала я. — Я люблю его. Ничего не могу поделать с собой. я влюбилась в него. А он любит меня. И не ваше дело чем мы занимаемся за закрытыми дверями. Мне жаль, что я заставила вас стыдиться, но к вам это не имеет никакого отношения.
Я сделала вдох и продолжила.
— Нет! Это не так! Это имеет к вам некоторое отношение. Вы не любите меня. Вы перестали любить меня с тех пор, как я попала в неприятности. Вы не показывала мне свою любовь. Вы меня не поддерживали. А кто-то другой был рядом. Он поддерживал меня. Был ко мне добр. И показывал, что любит меня.
— Да он же соблазнил тебя, Кейденс! — заорал отец. — Ты что, не видишь? Он воспользовался тобой, потому что увидел в тебе легкую добычу!
— Неправда! — выпалила я. — Он не соблазнял меня. Я хотела его так же, как он меня! Но я была легкой добычей. В этом ты прав. И чья это вина?
Отец схватил меня за руку и вытащил из кресла. Он держал меня в нескольких сантиметрах от своего лица.
— Не смей строить из себя жертву! Ты нарушила закон. И отправилась в тюрьму. Ты опозорила свою семью и если ты хоть на секунду вообразила, что не заслуживаешь то наказание, которое получила, то ты просто тупица, Кейденс!
Эти слова оказались больнее, чем то, что случилось после.
— Ты его больше никогда не увидишь, — решил отец. — И мы выдвинем обвинения.
Сердце ухнуло в пятки. Обвинения. Обвинения в чем? Я не понимала.
— Нет! — зарыдала я. — Я люблю его! И хочу быть с ним!
— Ты вовсе его не любишь, Кейденс. Ты не можешь любить человека, который сделала это с тобой, — возразила мама.
— Сделал что? Он не сделал ничего, просто любил меня! — прокричала я.
— Хватит упоминать любовь! — рявкнул отец. — Ты понятия не имеешь что это такое!
— Имею! — плакала я. — Имею, имею, имею! Я люблю его. Я его люблю. Я люблю...
Я ощутила пульсацию, только когда рухнула на пол. Где-то сзади закричала мама, но слов было не разобрать. Глаза у меня были закрыты: один закрылся от удара, а второй от страха того, что может произойти дальше.
Бешеное биение сердце отдавалось в глазу.
Мне показалось, что отец вполне мог выбить мне глаз и я прижала руку к ране, чтобы не дать выпасть глазному яблоку. Не лишиться зрения.
Мама рыдая склонилась надо мной. Она попыталась помочь мне встать, но я оттолкнула ее. Мне нужно что-то для глаза. Я закричала от боли.
— Эйвери тоже принимала в этом участие? — тем временем спросил отец.
Я поверить не могла, что после того, как он ударил меня, он продолжает допрос. Но теперь мне было не важно, что он сделает еще. Я никогда не расскажу ему про Эйвери.
— Нет.
— Тогда почему Грейси сказала, что принимала?
— Потому что Грейси стервозная сучка, — ответила я.
— Ну, а о тебе она не наврала, — сказал отец. — Я позвоню родителям Эйвери.
Я ничего не сказала. А что я могла сделать, кроме как молиться, чтобы Эйвери простила меня за то, что я испоганила ей жизнь. Мне следовало осторожнее вести себя в кинотеатре. Мне не нужно было ругаться с Марком на людях.
Я не жду, что меня простят. Подбитый глаз даровал мне право уйти, не спрашивая разрешения. В тот момент я не осознавала, что отец предоставил мне козырь. Я поняла это только на следующий день.
Отец наблюдал, как я копаюсь в морозилке в поисках пакета со льдом.
— Где твой мобильник? — вдруг спросил он.
Я напряглась и захлопнула дверцу морозилки. И почему я заранее не упаковала сумку?
— Не знаю, — ответила я. Я бросила взгляд на свою сумку с книгами, лежащую на полу в гостиной, и он заметил мой взгляд. Я рванула туда так быстро, как только могла, но отец уже завладел моим телефоном.
— Отдай! — крикнула я. Было мучительно ощущать, как слезы текут из подбитого глаза.
— Иди в свою комнату, — велел отец.
— Я уже не ребенок!
— МАРШ В СВОЮ КОМНАТУ!
Я поплелась наверх. Запершись изнутри, я вытащила из комода старую футболку, и завернула в нее пакет со льдом.
Улегшись на кровать, я осторожно прижала пакет со льдом к глазу, прислушиваясь к звукам финального крещендо, финальному залпу яростного, рвущего на части сердце, завершения.
Злые аккорды. Пульсирующий глаз. А затем ничего. Ничего кроме тишины моей комнаты — тихой пульсации моего старого сердца. Оно умирало, и я вовсе не горела желанием спасти его.
Я просто лежала и слушала его неровное биение. Я слушала, как оно затихает, как грохот барабанов, затихающий вдали. Я не знала, куда он направляется, но не собиралась следовать за ним.
Ведь то сердце любило мою семью, но теперь я не люблю их.
***
Легкий стук в дверь. Я даже не пошевелилась.
— Кейденс, — из-за двери донесся приглушенный голос Оливера.
Тишина.
— Пожалуйста, Кейденс. Мне нужна помощь, — сказал он так тихо, что я едва услышала.
Даже не знаю, зачем подошла к двери. Впрочем, я не открыла ее. Просто прижалась ухом к дереву, стараясь лучше разобрать то, каким тоном он произнес эти слова.
— Повтори-ка, — сказала я.
— А?
— То, что ты только что сказал мне. Я не расслышала.
— Я сказал, что мне нужна помощь, — послушно повторил Оливер. В его голосе слышались извиняющиеся нотки.
— Какая именно? — поинтересовалась я.
— Я не могу сказать это через дверь, Кейденс. Не хочу, чтобы мама с папой услышали. Впусти меня, пожалуйста.
Пару секунд я не шевелилась. Я не была уверена, что это не уловка. Но затем я открыла дверь, и Оливер прошмыгнул в комнату и снова запер дверь.
— Я самый худший в мире придурок, — сказал он и обнял меня. Мой брат не обнимал меня с тех пор как мы были детьми, а я совсем не помню себя в том возрасте. Знаю, что обнимал только по фотографиям.
— Отойди от меня, — ответила я. Бессердечно, но это же логично. Биение моего сердца только недавно где-то затихло вдали.
Оливер отстранился. Он плакал. Я поежилась.
— Не знаю, зачем я рассказал им. Я подумал, вдруг ты серьезно влипла и не знаешь, как выбраться. Я не знал, что отец ударит тебя, Кейденс. Я чуть не набросился на него. Правда, но испугался.